Поль Пуаре - Одевая эпоху
Тогда-то меня и посетила миссис Асквит[124], в будущем – знаменитая Марго. К тому времени она уже была одной из самых ярких и интересных фигур в светской жизни Лондона. Не стану описывать ее наружность, боюсь, получится что-то похожее на портрет, который художник Сарджент[125] написал с ее брата, лорда Риблсдейла. Помню только длинный, породистый нос, резко очерченный профиль, горькое и презрительное выражение губ, тонких, но всегда подвижных и способных передать все оттенки мысли, горделивую осанку, нервную мимику – этакий вождь племени сиу. И на таком подвижном лице – холодные внимательные глаза, пронизывающий, точно у хирурга, взгляд, который, однако, порою излучал бесконечную нежность и безмерную доброту.
Марго не старалась понравиться, да и не нужно было: она и так производила впечатление, но увлечься ею могли только умные люди, умевшие судить обо всем по-своему, а не так, как толпа. Она ворвалась ко мне, словно ураган, и пока мои помощники готовились показать ей коллекцию, дама объяснила мне, как привыкла одеваться. Я увидел на ней короткие штаны из фиолетового атласа. Она посмотрела дефиле, и, казалось, это зрелище привело ее в полный восторг. По ее словам, она никогда не думала, что на свете бывают такие прекрасные вещи.
– Месье Пуаре, все женщины в Англии должны увидеть ваши платья! Это платья для аристократок и высокопоставленных дам. Я хочу, чтобы вас узнали в Англии, и помогу вам в этом. Вас наверняка ожидает успех. Я устрою у себя чай и позову своих самых элегантных подруг. Если хотите, привозите к нам ваших манекенщиц и платья.
Мне перекидывали золотой мост через Ла-Манш. Полный признательности и смущения, я согласился и спустя несколько недель, взяв с собой группу манекенщиц и коллекцию дневных и вечерних туалетов, пустился в путь.
Мы прибыли в Лондон и на следующий день переступили порог великолепной резиденции на Даунинг-стрит, где жил премьер-министр Асквит. Пока мы распаковывали коллекцию, я видел в окно королевских конногвардейцев, размеренно, словно автоматы расхаживавших по закопченным дворам Уайтхолла.
Вечернее платье от Поля Пуаре, 1907
Этот вечер стал моим триумфом. Никогда еще я не показывал мои платья перед такой блестящей публикой. На минутку заглянул сам мистер Асквит, меня ему представили, затем с весьма озабоченным видом он вернулся к себе в кабинет.
В семь часов настроение изменилось, и меня довольно-таки бесцеремонно выпроводили. На улице нас поджидали несколько журналистов. Мы погрузили манекенщиц и сундуки с платьями в два такси и вернулись в отель без фанфар и барабанной дроби. Зато фанфары зазвучали на следующий день. Накануне вечером мне не давали покоя журналисты, просили дать откровенное интервью, делали мои фотографии и даже спрашивали манекенщиц, какой прием мы встретили у миссис Асквит. Причина такого любопытства стала мне понятна, когда я увидел в газетах сенсационные заголовки: «Показ мод на Гаунинг-стрит» (игра слов, которая основана на названии резиденции премьер-министра и которую нельзя перевести с английского), или «Английский премьер представляет нам французскую коммерцию». В одной из газет поместили большую фотографию мистера Асквита, а рядом – мою такого же размера. Я узнал, что вчерашний показ использовали как предлог для ожесточенных нападок на мистера Асквита, сторонника свободной торговли. Предоставив свои гостиные иностранному коммерсанту, он якобы предал интересы английской коммерции. «Мистер Асквит не только отказывает своему народу в праве на законные коммерческие привилегии, он еще и помогает иностранным товарам проникнуть на английский рынок, устраивая показы мод в гостиных, которые оплатила ему национальная коммерция!» Это был весомый аргумент. Он произвел эффект разорвавшейся бомбы. Мистер Асквит вынужден был отвечать на парламентский запрос, а его партия сделала ему суровое внушение. Думаю, досталось и миссис Асквит. Что касается меня, то я стал известным человеком в Лондоне.
В следующий раз я увиделся с миссис Асквит много позже в доме одной моей знакомой в Париже. Бедная женщина избегала встреч со мной. После допущенного промаха английские коммерсанты подвергли ее настоящей травле, и ей пришлось заказывать платья во всех модных домах Лондона, чтобы доказать свой патриотизм и верность национальным интересам. Все ее великосветские знакомые одевались у меня, одна она не смела там появиться. При каждом случае я выражал ей благодарность за то, с каким мужеством она перенесла испытание, оказавшееся столь выгодным для меня. Сравнительно недавно я встретил ее в Каннах, куда ездил каждый сезон: иметь процветающий модный Дом в Париже и принимать там высшее общество всех стран мира – это было еще не все, я должен был следовать за своими клиентками повсюду и быть к их услугам на любимых курортах. Вот почему я открыл филиалы в Довиле и Лаболе, в Каннах и Биаррице. Условия, в какие я их разместил, были неважными. В частности, в Каннах мне удалось арендовать лишь подвал в здании Морского клуба: свет и воздух проникали туда только через витрину. Я сделал из него что-то вроде кабачка, веселого и уютного, и все, кто проходил мимо, вытягивали шею, пытаясь заглянуть внутрь.
Через несколько дней после открытия этой необычной модной лавки, освещенной лампами под разноцветными абажурами-колокольчиками, туда вошел мужчина и, не сняв шляпы, насвистывая, решительно направился вглубь магазина. Затем, отодвинув ширму, он посмотрелся в зеркало и, увидев, что нескольким клиенткам показывают платья, тоже стал разглядывать манекенщиц. Удивленный такой развязностью, я подошел к нему и сказал:
– Хочу обратить ваше внимание, что здесь находятся дамы, и с вашей стороны невежливо оставаться в шляпе.
– Я сам знаю, что мне делать…
И он ушел, так и не сняв шляпы.
В тот день я обедал в казино. Стоя у входа в ресторан, я беседовал с Корнюше[126] и вдруг увидел, как в зал прошествовал наш утренний визитер. Едва он вошел, сидевшие там женщины вскочили и бросились ему навстречу, чтобы сделать книксен или реверанс и поцеловать руку. Шесть раз его поприветствовали таким образом, но он оставался невозмутимым и даже не думал отвечать на эти проявления подобострастия и благоговения.
Я спросил у Корнюше, кто это такой, и он ответил: «Это великий князь Александр…» Я снова совершил промах, но на сей раз нисколько не жалел об этом.
Однажды утром миссис Асквит, стоя перед нашей витриной на набережной Круазетт, разглядывала один из маленьких костюмов. Я подошел поздороваться. Она пригласила меня на обед к леди Бут, у которой жила. Я согласился и взял с собой друга, художника Оберле[127], у которого жил я. Она забыла о своем приглашении и не пришла. Никто не удивлялся таким поступкам, и леди Бут оказала нам поистине очаровательное гостеприимство. Там еще присутствовали несколько знатных англичан, в частности маркиз де Лассель, зять Его Британского Величества и член парламента, а также одна знатная дама, чью фамилию я забыл. Обед был английский, изысканный, но скверный. Когда он заканчивался, вошел слуга и сказал, что со мной желает говорить профессор Аклдар. Я попросил, чтобы ему разрешили подождать меня: этот человек был магом, его настоящее имя – Каи, и я не хотел вводить его в такой избранный круг. Мне пришлось объяснить, кто он. Этот ясновидящий мог определить содержимое закрытого конверта, сказать, что у вас в кармане, прочесть письмо, сложенное в несколько раз и лежащее в бумажнике. Я возбудил общее любопытство, и все принялись настаивать, чтобы я велел ему войти. Он ждал в передней, и я, по просьбе присутствующих, выпустил его из заточения.
Конец ознакомительного фрагмента.
Примечания
1
Так назывался парижский рынок, возникший еще в XIII веке. Именно вокруг него располагались так называемые «дворы чудес» – притоны парижского дна. В 1960-е годы XX века тут разбили красивый сквер, а под ним создали многоэтажный подземный магазин.
2
Женский классический костюм состоял из прямой юбки и жакета на подкладке с воротником и лацканами. Впервые подобные костюмы появились в 1780-е годы и носили название «портновских костюмов», или костюм-«тайер», т. к. их шили не модистки, а мужские портные. В женскую моду такие костюмы вошли в 1880-е годы.
3
Надежда (фр.). – Здесь и далее прим. ред.
