Энцо Феррари. Биография - Брок Йейтс
И хотя Феррари сторонился какого-либо участия в политике и, более того, даже отказывался ездить в Рим — город, к которому он относился с презрением — он все-таки был крупной публичной фигурой и человеком, обладавшим значительным влиянием в пределах Модены. Теперь, когда семья Орси перестала играть значимую роль в делах Maserati, которая теперь объединила силы с Citroen, Энцо Феррари стал автомобильным королем в городе. Если у него и был конкурент за титул главного импресарио Модены, то им, вероятнее всего, был Джорджо Фини. Семья Фини превратила свою крошечную сосисочную в громадный продовольственный бизнес, который включал в себя сеть придорожных ресторанов и предприятия по производству пищевых продуктов, а заодно овладела самым престижным рестораном Модены и старым отелем «Real» (переименованным в «Real-Fini»), находившемся через дорогу от дома Феррари. Имя другого моденца тоже постепенно ширило свое влияние, выходя за периметр древнего города — имя ослепительно талантливого самородка, чье присутствие на оперной сцене приковывало всеобщие взгляды и вскоре гарантировало ему мировую славу и обожание миллионов. Звали его Лучано Паваротти.
Энцо Феррари поддерживал сердечные отношения с обоими мужчинами, пока каждый из них рос в своем статусе и обретал славу, способную посоперничать с его собственной. И он, и Джорджо Фини назывались Рыцарями индустрии, этой чести удостаиваются коммерчески успешные итальянцы, и Феррари даже имел склонность общаться с более молодым Фини — в молодости обслуживавшим «Коммендаторе» в семейном ресторане — на равных. Когда Дотторе Фини восстанавливался после серьезной операции на сердце в хьюстонском госпитале в штате Техас, он получил телеграмму от Феррари, в которой было всего одно слово: «Forza!» («Борись!»)
Рост известности Феррари не способствовал его отказу от давних привычек и устоявшегося графика, хотя теперь ему и Пепино приходилось ездить на работу окольными маршрутами, дабы избежать небольших толп обожавших фанатов, поджидавших у главных ворот завода. Ел он только в приватной комнате в задней части «Cavallino» или в подобных ей уединенных местах в своих любимых городских прибежищах, вроде заведений «Fini», «Oreste» или «Bianca», где он часто обедал с коллегами не из мира автогонок, такими как Бенци или Джакомо Коги, который был блестящим талантом, несмотря на свою инвалидность — этот человек управлял финансовыми делами Энцо и решал юридические вопросы его компании. Женщины оставались обязательной составляющей его жизни, и речь не только о Лауре и Лине, требовавших немедленного внимания к себе. Фиамма Брески к тому времени уже выпала из жизни Энцо. Но противоположный пол по-прежнему был предметом его одержимости, и с годами они становились куда более частой темой частных бесед Феррари, чем автомобили. Но и то и другое было скорее атрибутами успеха, нежели собственно успехом. А если все было иначе, то почему он относился и к женщинам, и к машинам с таким презрением? Конечно, он был потрясающим любовником, но любовь и привязанность Энцо к женщинам были в лучшем случае очень поверхностными. Его отношения с машинами, которые обожавшая его публика представляла не иначе как глубокой и очень прочной страстью, вызывали такие же подозрения. Они были лишь средствами на пути к цели, инструментами личного возвеличивания и укрепления, вероятно, очень хилого эго, скрывавшегося за всем этим позерством, громкими угрозами и хвастовством. Один из его ближайших соратников как-то сказал: «Для Энцо Феррари по-настоящему значимыми были три вещи. Известность, имущество и престиж. Все остальное было ширмой».
Избранные удостаивались аудиенции «Коммендаторе», хотя порой даже такие влиятельные фигуры, как иранский шах, бывший его постоянным клиентом, вынуждены были ожидать, прежде чем их пригласят в мрачный кабинет-храм внутри завода. Там Феррари рассказывал остроумные байки и делился мрачными, витиеватыми философскими измышлениями со своими богатыми клиентами, бизнесменами и журналистами, некоторых из которых вызывали в Маранелло для того, чтобы устроить нагоняй за уничижительные публикации о компании в прессе. Его стол был громадным и всегда пустым — на нем никогда не было никаких документов и бумаг. Выдвижные ящики были настоящим складом торговца сувенирами. Их наполнение соответствовало статусу визитера. Типы, занимавшие низшие уровни иерархии, получали брелоки или запонки с эмблемой в виде гарцующего жеребца (Феррари пытался сделать этот символ своей торговой маркой, но выяснилось, что западногерманский город Штутгарт уже владел правами собственности на него). Клиенты среднего уровня получали милые шелковые шарфики, также украшенные эмблемой «Cavallino Rampante», тогда как важные сановники удостаивались подписанной копии последнего издания многократно переписывавшейся, перепечатывавшейся и обновлявшейся автобиографии Феррари, начинавшей свою жизнь под названием «Мои ужасные радости».
Один из самых известных импортеров Ferrari в Европе вспоминал, что как-то раз прибыл на завод с визитом в компании богатого графа, очарованного загадочным, мистическим ореолом Феррари. Импортеру удалось добиться аудиенции «Коммендаторе» и донести до него, что граф приобрел уже шесть «Ferrari» и что он просто великолепный клиент. У графа есть одно большое желание, сказал импортер: получить подписанную лично Энцо копию той самой Книги.
«Невозможно», — проворчал Феррари. Затем он потянулся к ящику стола и вынул оттуда шарф. Затем перевел взгляд на графа и спросил: «Любовница у вас есть?» Граф был слишком ошарашен вопросом и не нашел, что ответить. Феррари повторил вопрос: «Есть у вас любовница или нет?» Наконец, граф выпалил: «Да, есть». «Ну, тогда хорошо», — произнес Феррари. А потом потянулся к ящику и вынул оттуда второй шарф.
Коллекция предметов в его столе также использовалась для раздачи небольших взяток. Как-то раз одним утром Роджер Бэйли попал на полицейские радары на дороге в Абетоне, превысив скорость на проезде через деревню Формиджине, что в нескольких километрах к северу от фабрики. Он ехал на работу на 500-кубовом «Fiat» Криса Эймона. Позже Бэйли вызвали в офис Феррари, где с ним вступили в конфронтацию двое разгневанных полицейских из Формиджине, преследовавших его до самого завода. После долгой ругани и криков Феррари поставил точку в конфронтации, сказав следующее: «Роджер Бэйли — ценный сотрудник, он механик нашего выдающегося пилота Криса Эймона. Если вы
