Грэм Робб - Жизнь Бальзака

Описание Бальзаком короткой прогулки – на самом деле он ходил к ювелиру Фроман-Мерису забрать очередной заказ – полно той же самой гордой отстраненности и интереса к действию крайних страстей, как в его романах. Он был слепцом, умевшим подмечать важные мелочи. Тогда ему еще не составляло труда написать увлекательную историю и заставить читателя надеяться на счастливый конец.

Бальзак проявлял и другие, более зловещие признаки того, что он сам называл своей «мономанией». Во время прогулок по Парижу или выходных с Эвелиной он прочесывал антикварные магазины и тратил огромные суммы на мебель и картины, которые принимал за творения великих мастеров и художников (обычно его суждения оказывались ошибочными). Многие из купленных Бальзаком вещей впоследствии перекочевали в коллекцию кузена Понса, чьи суждения так же надежны, как ненадежны суждения Бальзака. Он приобрел комод и письменный стол, которые, как заверил его продавец, принадлежали Марии Медичи и Генриху IV; затем он убедил Леона Гозлана опубликовать статью о двух этих предметах в журнале Musée des Familles, чтобы он смог продать их за 3000 фунтов сэру Роберту Пилю или другому знаменитому англичанину1058. Искусство означало волшебные деньги. Огюст Лепуатвен со смесью зависти и злорадства писал о новой сфере деятельности своего бывшего протеже: «Г-н де Бальзак больше не желает быть романистом, полным искусства, скуки и проницательных замечаний; он решил стать торговцем мебелью»; «Наивные люди думали, что, когда он едет в Германию или Италию, он изучает тамошние обычаи и нравы; но он не дурак. Единственная причина, по которой он ездит по этим странам, заключается в том, чтобы покупать и продавать старые холсты и антикварные комоды… Он исцелился от всех литературных иллюзий, которые позволяли надеяться на славу и состояние в конце книги в 1/8 долю листа»1059.

Возможно, сам Бальзак согласился бы с какими-то его утверждениями; почти то же самое он говорил Эвелине всякий раз, как она отказывалась оплачивать очередную его «причуду» – «бесценную» картину, китайскую вазу или шахматы из черного дерева и слоновой кости, инкрустированные драгоценными камнями, с насекомыми, выгравированными на белых клетках, – еще одна «выгодная сделка», ведь он торговался пять часов и сбил цену с четырех до полутора тысяч франков! «Тебе шахматы кажутся причудой, потому что ты их не видела»1060. Сама Эвелина обожала делать покупки, особенно в Париже, и, возможно, именно она заразила Бальзака этим вирусом; но его способность создавать для себя искушения и видеть шедевры в каждой старой раме ее тревожила. Что это – выгодное хобби, как он утверждал, или опасное пристрастие? Интересное совпадение: среди его кредиторов есть торговец по фамилии Маже, чей адрес совпадает с лавкой древностей в «Шагреневой коже»… В письмах Бальзака можно отыскать самые разнообразные ответы. Иногда он считал, что просто вьет гнездышко для Эвелины: «идеально естественный порыв, какой можно найти во всех животных»1061 (прочитав список его расходов, она могла бы резонно возразить, что только человек способен потратить 100 тысяч франков за три года на мебель и украшения). Иногда он признавался, что покупает антиквариат, потому что ничего не может с собой поделать. «Никогда не становитесь коллекционером, – предупреждал он Мери после того, как поводил того по марсельским антикварным магазинам. – Вы продадите себя демону такому же ревнивому и требовательному, как демон азартной игры»1062. Лесть сочеталась с артистическим позерством. Почти не приходится сомневаться в том, что Бальзак страдал от лихорадки коллекционера, но ее истинную природу определить трудно. В каком-то смысле коллекционирование заменило ему литературное творчество. Его находками становились не персонажи и их истории, а осязаемые предметы. Он очень радовался, когда ему казалось, будто он перехитрил продавца; иногда он приходил в восторг, видя отреставрированный шедевр. Его портрет старика, который очистил картину, случайно найденную в Риме, похож на страницу из «Кузена Понса»: продавец, Менгетти, «закоптил картину, чтобы спрятать царапины… Когда мы удалили копоть Менгетти, мы нашли сажу от церковных свечей, а когда и она была удалена, появился самый необычайный шедевр, краска свежая, как если бы ее нанесли вчера»1063. (Этот вновь открытый шедевр – одна из картин, украденных из коллекции кузена Понса в романе. Настоящая картина тоже пропала1064.) Радость Бальзака при находке работы Себастьяно дель Пьомбо или Альбрехта Дюрера производила то, что может послужить лучшим определением его «мании»: «утешение» за его «огромные труды», как он сказал реставратору. Утешение, потому что красивые предметы, как считает кузен Понс, единственные любовники, которые никогда не стареют, единственные родственники, которые ни когда не предают. Атмосфера клаустрофобии, паранойи, страх одиночества и смерти, окружившие старого коллекционера, все больше и больше вторгаются в жизнь самого Бальзака. Коллекционирование стало и болезнью, и лекарством: «Никакая депрессия или сплин не выживут, если приложить к душе припарку, известную под названием мании. Пусть они больше не смогут пить из того, что всегда называлось «кубком радости», когда люди что-то коллекционируют (некоторые даже собирают афиши!), и они увидят чистое золото счастья, вплавленное в мелкую монету. Мания – это удовольствие, переплавленное в идею. И все же старому Понсу не следует завидовать…»1065 Подобно Бальзаку, у него был «порок», несовместимый с его страстью: в случае Понса еда, в случае Бальзака – Эвелина.

«Кузен Понс» отмечен печатью одержимости другого рода, которая в жизни Бальзака совпала с периодом коллекционирования. Он все больше полагался на приметы и суеверия как на источник информации. Бальзак взращивал свою доверчивость как своего рода психологическую защиту, и его сомнения касались лишь истолкования тех или иных примет. Когда его одежда загорелась от пламени свечи, он спрашивал Эвелину, «хороший ли знак» пожар1066. Когда у него выпал кусок зуба, он заметил, что тот же самый зуб сломался в Санкт-Петербурге, в то же время дня и по той же причине (когда он ел салат, что лишь усиливало совпадение). «Что это значит? – гадал он. – Может быть, с тобой что-то случилось? Прошу тебя, напиши мне!»1067 Он советовался с хиромантами и гадалками, один из которых – некий Бальтазар – произвел на него впечатление тем, что приблизительно описал Эвелину и предсказал невероятное счастье. По словам Бальтазара, Бальзака в пятьдесят лет ждет тяжелая болезнь, но он выздоровеет и проживет еще тридцать лет1068. Узнав, что гадальщика посадили в тюрьму – помимо гаданий, он подрабатывал еще подпольными абортами, – Бальзак пришел к выводу, что «можно быть одновременно и великим предсказателем, и мошенником»1069.