Александр Петряков - Великие Цезари

Как это похоже по смыслу на «Памятник» Горация. Овидий также воздвиг себе своими стихами нерукотворный монумент, и его творения читают и будут читать на всех континентах нашей грешной планеты, оступившейся в железный век. И никто не знает пути обратно – в золотой.

Когда окончание «Метаморфоз» было уже близко, поэт начал работу над другим произведением – «Фасты», иначе «Месяцеслов», посвященным античным праздникам и сезонным обычаям, где Овидий расточает Августу льстивые комплименты, сравнивает его с Ромулом, выводит его родословную от Юпитера и т. д.

Но тут грянула беда. В конце восьмого года, поздней ночью, поэт был вызван к императору с острова Эльба, где гостил у Котты, сына Валерия Мессалы, и получил приказание покинуть Рим и отплыть в Томы. В гавани его провожала жена, которой велено было оставаться в столице. Корабль попал в бурю, и свирепые волны выбросили его на италийский берег, словно не желая отпускать поэта на чужбину. Уже на другом судне Овидий навсегда покинул родину. Оказавшись на месте ссылки, поэт страдал не только от сурового климата, скверной пищи, убогого жилища, необходимости брать в руки меч и отражать набеги сарматов, но и от отсутствия книг, возможности общаться с друзьями, говорить на родном языке. С ним осталась лишь муза поэзии, и он не расставался с ней до конца жизни.

На неприютных берегах Черного моря Овидий создал свои Tristia («Скорбные элегии»). В первой книге поэт вспоминает последнюю ночь в Риме, невзгоды вынужденного путешествия, обращается с жалобами к жене и друзьям. Во второй он пытается лестью вымолить прощение у Августа, разъясняет свое обращение к эротической тематике примерами из древней литературы; а в следующей повествует о своем жизненном пути. Последний его сборник назывался «Понтийские послания». Рассказанный здесь миф об Оресте и Пилате послужил Пушкину, который очень высоко ценил творчество Овидия, основой для его поэмы «Цыганы», где, как помним, упоминается несчастный изгнанник из Рима.

Однако императора не тронули льстивые стихи опального поэта, и прощения он не получил. И тут на память приходит другая история. Видимо, в четвертом году, когда на Августа сыпались неприятности одна за другой (смерть второго внука, сгоревший дом и пр.), был обнаружен также и очередной заговор, во главе которого стоял Гней Корнелий Цинна, внук Помпея Великого. Когда ему стало известно, что заговорщики намеревались лишить его жизни во время обряда жертвоприношения, он решил созвать друзей для совета, а сам всю ночь терзался горькими раздумьями и даже говорил самому себе, что ему не стоит жить, коли столько людей жаждут его гибели. Ведь это уже далеко не первый заговор. Его жалобы на свою судьбу услышала Ливия и дала ему совет помиловать Цинну. Она напомнила ему о враче Антонии Музе и его нетрадиционном лечении. И сказала, что, если такое лекарство против заговоров, как репрессии, не помогает, следует попробовать другое – милосердие. И он последовал ее совету. Цинна был прощен и даже получил пост консула. Возникает вопрос: почему его родные – дочь, внук и внучка, а также несчастный поэт не получили прощения? Почему Ливия не посоветовала мужу проявить к ним милосердие? Ведь вина заговорщика, «предателя и убийцы» Цинны далеко не равнозначна эротическим вольностям в стихах несчастного поэта.

После смерти Августа поэт надеялся, что его помилует Тиберий, но надежды оказались напрасны. Овидий умер в восемнадцатом году после Р.Х. на чужбине, и теперь, спустя почти две тысячи лет, в румынском городе Констанцы ему возвели-таки памятник из бронзы.

Но вернемся в императорскую семью. Еще до изгнания Юлии Август, тяготясь семейными распрями и непрекращающимся скандалом между женой и дочерью, надолго уезжал из Рима, оставляя все дела на своего зятя. Так было в двадцать втором – девятнадцатом годах, когда Август находился на Востоке. Потом, начиная с шестнадцатого года, Август стал заниматься делами столицы и Запада империи, а Агриппа контролировал Восток. Так они делили между собой власть. Но если требовалось укротить взбунтовавшиеся племена, в поход отправлялся волевой полководец Агриппа и твердой рукой наводил там порядок.

Поэтому, когда осенью тринадцатого года с севера пришли вести, что в Паннонии началось брожение, Агриппа выехал туда и быстро навел порядок. Но вдруг внезапно занемог и вынужден был к зиме вернуться в Италию. Болезнь не отпускала, и он поехал на лечение в Неаполь, на тамошние курорты. Врачи прописали ему довольно странный метод лечения – купание в горячем уксусе. Но это не только не помогло, но и усугубило болезнь до смертельного исхода.

В Риме, незадолго до этого, проходили выборы великого понтифика. Должность верховного жреца была пожизненной, и, как помним, ее занимал Лепид. После его смерти в марте двенадцатого года Август единогласно был выбран на эту должность, и теперь в его руках была абсолютная полнота власти. И одним из первых деяний нового верховного понтифика стало то, что он распорядился собрать латинские и греческие пророческие книги сомнительного, по его мнению, содержания, а их набралось около двух тысяч экземпляров, и приказал сжечь.

Две недели спустя, во время праздника Минервы, который отмечали все причастные к ремеслам и педагоги, получавшие в тот день подарки от учеников, на небе появилась комета, как тогда верили, предвещавшая несчастья. И действительно, в эти дни пришло известие о смерти Агриппы, которому был все пятьдесят один год. Оно просто ошеломило императора. Он вдруг осознал, что остается один. Теперь у него не было крепкой и надежной опоры. Агриппа был другом юности, верным и преданным соратником, талантливым полководцем, энергичным и целеустремленным строителем и незаурядным государственным деятелем. Кроме того, он был его зятем, отцом внуков, которых ожидало бремя почетной высшей власти.

Гаю было в то время восемь лет, а Луцию всего пять. Надо тут добавить, что Юлия была беременна в очередной раз и родила уже три месяца спустя после кончины мужа. Мальчика назвали Агриппа Постум, то есть рожденный после смерти отца. Судьба его оказалась незавидной, но обо всем по порядку. Мальчики росли в атмосфере постоянного скандала между матерью и бабкой. Юлия всерьез опасалась за их жизнь, потому что была уверена, что Ливия могла быть причастна к смерти ее мужа, который отличался крепким здоровьем. Уж очень похожей была ситуация на ту, когда внезапно умер Марцелл, и его мать Октавия открыто обвинила в этом Ливию. Поэтому у Юлии были все основания опасаться за жизнь и здоровье своих детей.

Август очень любил своих внуков, и много времени уделял их воспитанию. Сам обучал грамоте, брал с собой в поездки, на трапезах они всегда сидели у его ложа (за едой взрослые римляне лежали, а дети сидели). Едва мальчики стали подрастать, едва становились юношами, они получали одну высокую должность за другой. В пятнадцатилетнем возрасте были объявлены консулами! Правда, вступить в эту должность они могли только через пять лет. Император готовил их к высшей власти и поручал им порой очень щекотливые дела. И Гая, которого Август называл в письмах «милым осликом», отправил на Восток, где после смерти парфянского царя Фраата вновь остро встал вопрос об Армении. Фраатак, как помним, сын италийской рабыни Муссы Тейи, унаследовал высшую власть и повел антиримскую политику. После смерти армянского царя Тиграна II, союзника римлян, Фраатаку удалось посадить на армянский трон своего ставленника, Тиграна III, и ввести в Армению свои войска. Внуку Гаю Август и поручил вернуть Армению в орбиту римского влияния, желательно дипломатическим путем.