Светлана Бондаренко - Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1978-1984

Образ строится, при всей новизне трактовки, в полном соответствии с авантюрным каноном. Перед нами — хотя и в совершенно новом контексте — традиционная романтическая фигура (а романтизм очень нужен приключенческой литературе) изумительного храбреца, который в воде не тонет и в огне не горит. Но если раньше чудесное воскрешение героя нам объясняли тем, что его втайне от всех выходил верный слуга, то теперь он воскресает благодаря науке будущего.

В чудесных свойствах Максима (и других персонажей этого типа) — еще одно объяснение устойчивости традиционного героя-полубога: сюжетно эта фигура позволяет приключению проявиться в наиболее благоприятном для него экстремальном режиме, позволяет создать такие ситуации, ходы, которые были бы невозможны для героя-простака. Тот или погиб бы, или был бы надежно упрятан за решетку, в лучшем случае остался бы на самом низу социальной лестницы, что резко снизило бы его приключенческий кпд, его долю приключений. А скорее всего, Простак очень скоро приспособился бы и стал жить, как все. <…>

Задача Стругацких в «Трудно быть богом» и в «Обитаемом острове» прямо противоположная: понять, выявить драму человека, который не как все, который лучше всех. И когда они обращаются к традиционному персонажу полубога, возникает мотив, отсутствующий в образах Монте-Кристо и капитана Немо. Сформулировать его можно старой доброй присказкой: кому много дано, с того много спросится. Вознесенный высоко должен быть на высоте положения. Монте-Кристо, осознав, что он несколько переборщил со своей миссией мщения четырем доносчикам, из-за которых он был безвинно заточен в замок Ив, преспокойно отбывает в дальние края, где еще собирается быть счастливым с Гайде. Румата, собственноручно зарубивший в приступе ненависти и отчаяния штурмовиков, убивших его любимую, был вывезен на Землю…

Да, конечно, трудно быть богом, трудно и страшно брать на себя ответственность за судьбу людей, не ведающих, что они творят, и при этом самому оставаться человеком. Трудно быть богом — то есть трудно быть человеком, к которому предъявлены невыносимо высокие (хотя и не фантастические — фантастики в нравственности, морали не бывает) требования. Трудно, но необходимо быть гуманистом — таков вывод, прямо противоположный морали Монте-Кристо, признавшего кровопролитие возможным. Традиционный персонаж, когда-то ставший героем рассказа о том, как один человек отомстил четырем, в результате эволюции, переосмысления, становится моделью человека будущего, через которую по-новому — хотя и в традиционных авантюрных формах — решаются проблемы философского, этического свойства.

<…>

В «Пикнике на обочине» страшная Зона (место, где высадились когда-то побывавшие на Земле Пришельцы), грозящая смертью каждому, кто ступит на ее территорию, кажется, подступает всё ближе к Рэду Шухарту, сжимает свое кольцо вокруг него. На первых страницах романа Рэд смотрит на нее с опаской и как бы со стороны. Но вот в Зоне погибает его лучший друг. На территории Зоны было кладбище; Пришельцы, чтобы получить информацию о землянах, создали андроидов, «реконструировав» внешний облик тех, кто лежал в могилах. И вот к Рэду является андроид, похожий на его умершего отца, а Рэд, не понимая, что перед ним робот, оставляет покойника в доме. У Рэда рождается, как и у всякого, кто бывает в Зоне, ребенок-урод — к концу романа девочка полностью теряет человеческий облик. Атмосфера вокруг героя становится всё более напряженной, мрачной, а вместе с тем всё более эмоционально окрашенной. И когда мы читаем эту книгу, то эмоциональный взрыв, порожденный таким скоплением ужасов и горя, оказывается столь велик, мы так живо представляем себе чувства Рэда, что даже не замечаем подмены: чувствуем-то мы, а не он. И всё это жуткое, ненормальное — вокруг него, а не в нем. Создав внешними, но очень зримыми, впечатляющими средствами (покойник, ребенок-зверек и т. д.) определенную атмосферу, настроение, авторы так окружают ими героя, что возникает иллюзия, будто эти ощущения испытывает сам герой, а не мы. Не выходя за рамки приключенческого романа, Стругацкие сумели убедить нас, что перед нами разносторонний, противоречивый, изменчивый и эволюционирующий персонаж, подобный тем, что мы встречаем в литературе. Такое привнесение психологизма в жанры, где его нет (и это относится уже не только к приключению) осуществляется современным читателем тем охотней и незаметней, что он вырос на глубоко психологичной литературе XIX и XX веков, внутренне ориентирован на нее и как бы «подстраивает» под этот высший критерий не только героев Дюма или Сименона, но, к примеру, и персонажей античной трагедии. И всё же будем помнить: приключенческая литература сформировалась и доныне развивается на основе древнего канона, и персонажи ее могут выражать себя только через действие, они могут проходить через самые невероятные события, но характер их при этом остается неизменным.

В Рэде Шухарте Простак вытеснил сверх обычного традиционно присущий авантюрным героям «возвышенный» образ действий. Герой благородный и идеальный больше соответствует самой сути приключения и более характерен для него. И в этой его идеальности — важное отличие приключенческой литературы от неприключенческой. Оказывается, ей просто необходимо то, что исключено для литературы «серьезной». Идеализированный герой разрушает реалистическое произведение, делая его ходульным, — он укрепляет и укрупняет приключение. Строго говоря, в какой-то степени идеализирован любой положительный герой приключения, и именно за это мы его любим. Любим за то, что он рыцарь без страха и упрека, за то, что благородство его ничем не снижается и не омрачается.

<…>

Дорогой Аркаша!

Прости: закрутился-замотался, только сейчас сажусь писать.

Итак: 5ЛЭ. А пропо: в последнее время постоянно попадаются в поле зрения произведения про бессмертие — Столяров написал рассказ о Понтии Пилате, который едет скрываться (в очередной раз) на БАМ; Тибилова написала повесть о древнем эликсире, который превращает человека в бессмертную куклу; по телевизору идет «Средство Макропулоса»[153], а в Литературке был очень неплохой рассказик, где кратко формулируются все основные проблемы, связанные с бессмертием[154]. Очень актуальная тема.

В связи с этим надо основательно подумать, про что же будет кино? Если проблематика бессмертия, то, наверное, главная тема будет: неизбежное превращение бессмертного в суперэгоцентриста, жестокого, лишенного всякой морали, всяких привязанностей и т. д. (У Шмальгаузена есть прекрасные слова: «Природа отняла у нас бессмертие, а взамен подарила нам любовь»[155] — имеется в виду, что бессмертные одноклеточные в принципе не ведают любви; отсюда: приобретение бессмертия автоматически отнимает у человека любовь, что, по-видимому, и должно происходить). [Последние строки от «превращение» обведены сбоку скобкой и написано: «Это главное. Никаких монстров».]