Василий Ардаматский - Две дороги

— Я уже иду домой, — сухо ответил Заимов.

— Вот и отлично, подождите меня минут десять, и я встречу вас на Славейкова, — полковник положил трубку.

Заимов вышел из конторы и, встав в дверях, смотрел, откуда появится полковник и будет ли он один.

Он узнал его издали, хотя тот был сегодня в штатском. Полковник шел по противоположной стороне.

Заимов пересек улицу и повернул ему навстречу. Они поздоровались и пошли рядом.

— Чего вы боитесь? — спросил Заимов.

— Себя, — нервно рассмеялся полковник. — И еще вас, и еще много всякой всячины.

— Меня-то чего бояться?

— Это верно, вас я боюсь менее всего. Свернем сюда, — предложил он, когда они подошли к безлюдному сумеречному переулку. Полковник нервничал.

— Я тороплюсь домой, — сказал Заимов.

— Десять минут, не больше. — Полковник крепко взял его под руку. — Я хочу рассказать вам о своей коммерческой идее.

Они шагали по гулкому камню мимо заборов и серых домов со светлыми окнами.

— Скажите, ведь у вас полным-полно русских друзей, — сказал полковник. — Что, если курица предложит им купить яйца, на которых сидит? — спросил полковник и остановился, держа возле себя Заимова.

— Я вас не понимаю, — сказал Заимов.

— Я же говорил вам, что по должности я курица. Так вот, русские могут пойти на эту сделку?

— Откуда я могу это знать? — спросил Заимов.

— От них, только от них, — ответил полковник.

— Моя контора занимается овощами, фруктами, молочными продуктами. С куриными яйцами мы избегаем иметь дело, слишком большие потери при транспортировке, — улыбнулся Заимов.

Полковник, не отпуская локоть Заимова и приблизившись к его лицу, сказал:

— Я говорю совершенно серьезно. Мне нужны очень большие деньги, иначе мне грозит катастрофа. Скажу вам все: я проиграл в карты грандиозную сумму, отдал в залог драгоценности матери, она не знает. Скоро месяц, как я жду, что она обнаружит пропажу, и ищу деньги... Легко сказать... И скоро истечет срок, когда я еще могу их выкупить. Понимаете? Мне нужны деньги — я готов на все.

Заимов и сейчас видел его омерзительно красивое, пахнущее духами лицо.

— Я все продумал, — продолжал полковник. — Если мы сговоримся с русскими, они возьмут от меня документы на воскресенье, сделают копии и вернут.

— А если в это время нажмут кнопку боевой тревоги?

— А-а, — махнул рукой полковник. — Тогда вообще все летит к чертовой матери. Надеюсь, что этого не случится — они слишком боятся, — засмеялся он неестественно.

— Но тогда русским не нужен ваш товар, — сказал Заимов.

— Им не нужна вся схема связи с немецкой армией? Кто-кто, а вы-то знаете, как это важно при любом варианте с кнопкой. Я сказал все, теперь моя судьба в ваших руках.

Заимов долго молчал, полковник стоял перед ним бледный, с ввалившимися глазами.

— Я вам ничего не обещаю, — сказал, наконец, Заимов.

— Послезавтра я зайду к вам в контору, спрошу, как мои дела, — торопливо сказал полковник. — Вы скажете — плохи, и я уйду. И снова зайду через день. Мой срок — пятое число следующего месяца. Но если вы не поверите мне и не информируете о моем предложении своих русских друзей, они вам никогда этого не простят.

— Я вам ничего не обещаю, — повторил Заимов.

— Послезавтра я зайду, — сказал полковник, и Заимову показалось, что он стучал зубами.

Той же ночью русские уже знали о предложении полковника. Они ответили, что решение примут только после тщательной проверки.

Спустя три дня представитель русских встретился с полковником, и в тот же день от него на сутки были получены важнейшие немецкие документы, определявшие место болгарской армии и ее стратегические задачи в войне с Советским Союзом.

После этого полковник как ни в чем не бывало продолжал высиживать динамитные яйца. Его картежный долг, пожалуй, не был выдумкой, однако вскоре стало известно, что он купил особняк. Недавно в газете появился снимок: полковник стоял у карты вместе с немецкими офицерами. Под фотографией было подписано: «Болгарские офицеры вместе со своими немецкими друзьями обсуждают у карты ход войны».

...Заимов подумал о том, что этот полковник и сейчас совсем неподалеку от суда, сидит в кабинете военного министерства, ждет, когда нажмут кнопку.

— Что вы молчите, бе-Заимов? — снова и снова кричал прокурор. — Неужели вы думаете, вам поверят, что вы за свою измену не получали от русских денег?

— Для себя — нет.

— А для кого?

— Вы судите меня.

— Может быть, вы, бе-Заимов, брали золотом? Или русскими мехами?

Большего оскорбления нельзя было придумать! Заимов не думал, что у него еще есть силы для гнева и ненависти. Но силы есть. И их надо сберечь только на то, чтобы выдержать, не сорваться...

Русские деньги, русские меха... У него со словом «русские» связано совсем другое...

...Бенедиктов утром позвонил по телефону и попросил его в 22 часа быть по четвертому адресу. Последнее время они встречались вечерами. Уже нужно было принимать меры конспирации, и для их встреч было установлено семь адресов. Заимов приходил в условное место, и тотчас туда приезжал на машине Бенедиктов. Они ехали в безлюдное место и там разговаривали, не выходя из машины. Потом Бенедиктов высаживал его где-нибудь на окраине города.

На этот раз, как только он сел в машину и поздоровался, Бенедиктов сказал:

— Я уезжаю из Болгарии.

— Это ужасно, — вырвалось у Заимова.

Бенедиктов положил руку на его колено.

— Напомню ваши слова — мы с вами военные люди. Приказ. С вами будет встречаться Яков Савченко. Можете верить ему, как мне. Он работать умеет, смелый человек. Правда, у него есть существенный недостаток — молодость. Помните всегда об этом и... помогайте ему взрослеть. На днях он свяжется с вами.

— А вы куда?

— Узнаю только в Москве. Куда-нибудь на войну. Мне жаль расставаться с вами, но я благодарен судьбе за дружбу с вами. Ваш ум, ваша преданность правде, ваша чистота будут для меня примером.

— Я горжусь дружбой с вами, — сдавленным голосом отозвался Заимов. — И никогда не забуду, что именно вы... в это страшное время бесчестья... открыли передо мной дорогу чести. — Заимов говорил медленно, с трудом отыскивая слова.

— Вы сами нашли эту дорогу, — сказал Бенедиктов. — Берегите себя, прошу вас. Нам ведь еще будет о чем поговорить... после войны... на празднике Победы.

— Вы сказали — куда-нибудь на войну. Наши с вами расчеты подтверждаются? — спросил Заимов.

— Да... По всей видимости, — сдержанно ответил Бенедиктов. — Вы были правы. Прошу вас, Владимир Стоянович, утройте, удесятерите осторожность. Вы для них особенно опасны. И если для болгарской охранки ваше славянофильство, ваша любовь к русским давно известны и они вас другим даже не могут представить, то для службы безопасности Гитлера все это логически трансформируется в определение: «опаснейший враг великой Германии». Это значит для вас, что уже завтра непростительно то, что возможно было вчера. Савченко хорошо проинструктирован, и во всем, что касается конспирации, прошу вас... умоляю прислушиваться к его советам.