Варлен Стронгин - Михаил Булгаков. Морфий. Женщины. Любовь

Татьяна Николаевна открыла книгу на главе «Прощание и вечный приют». Она внимала Мишиным мыслям, каждое его слово поселялось в ее душе: «Боги, боги мои! Как грустна вечерняя земля! Как таинственны туманы над болотами! Кто блуждал в этих туманах, кто много страдал перед смертью, кто летел над этой землей, неся на себе непосильный груз, тот это знает. Это знает уставший. И он без сожаления покидает туманы земли, ее болотца и реки, он отдается с легким сердцем в руки смерти, зная, что только она одна успокоит его».

И стиль бунинский без тени пошлости. И фантазия прежняя, но серьезнее… Мой Миша…

Татьяна Николаевна с трудом поднялась со стула, преодолевая боль в суставах, и поставила эту книгу рядом с томом Литературной энциклопедии, где всячески ругали Мишу, приписывали ему пребывание за границей и прочие «грехи».

«Вы правильно сделали, что включили его в энциклопедию, – мысленно обратилась она к ее составителям. – Надеюсь, он оправдал ваши ожидания? Что бы вы сейчас написали о нем? Вы… Он устал, проходя вашу голгофу. Оставьте его в покое. Я еще жива и тоже умру достойно, без ваших подачек…»

Эпилог

В жизни мне кое в чем повезло. Со своими авторскими вечерами я объездил почти всю страну, точнее, бывший Советский Союз, почти все республики, ныне ставшие заграницей. Побывал во многих местах, связанных с главными героями этой книги: в Киеве, в Ленинграде, во Владикавказе, когда еще он назывался городом Орджоникидзе, в Пятигорске, неоднократно в Коктебеле, Ялте, Симферополе, Смоленске, Саратове, Туапсе…

Соседи Татьяны Николаевны по Туапсе рассказывали мне, что от своей нищенской пенсии она ухитрялась откладывать деньги на похороны, собрала сто пятьдесят рублей (старых). После 1970 года, когда ушла из жизни Елена Сергеевна, в Туапсе стали приезжать журналисты и литературоведы из Москвы, Харькова… Она дружелюбно встречала их, угощала обедами… Выручала единственная оставшаяся у нее ценная вещь – браслетка, память о родителях. Она сдала ее в комиссионный магазин. Вероятно, поэтому интервьюеры, отобедав у нее с непременным сухим вином, даже не подозревали, что она нищенствует. К тому же выглядела она горделиво, старалась ходить без палочки, волосы собирала в пучок, губы покрывала тонким слоем помады… Морщинистая женщина.

При жизни мужа разговоры о Булгакове возникали у них случайно, а после его смерти он не сходил с ее уст: «Миша сказал, Миша сделал, Миша, Миша…» Она даже цитировала его: «Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной и вечной любви?» И, грустно опустив голову, добавляла: «Настоящая любовь всегда бывает единственной…»

Соседи по дому уважали Татьяну Николаевну за скромность, прямоту, честность и чуткость. Она не отходила от соседки, когда у той умер муж. К ней приезжали отдыхать старые друзья из Москвы, харьковская племянница Тамара с сыном… В последний ее приезд она позволила Тамаре забрать оставшиеся документы о ней и Михаиле. Словно предчувствуя свой уход из жизни.

Однажды из-под двери ее квартиры повалил дым. Открыли дверь – что-то пригорало на плите, так как в кастрюле выкипела вода.

У Татьяны Николаевны, наверное, закружилась голова; падая, она ударилась о батарею отопления и лежала под столиком в лужице крови.

Племянница на похороны не приехала. Хоронили Татьяну Николаевну две соседки по дому. Одна из них, Галина Петровна Никольская, рассказала мне, что на могилу положили камни, но вскоре они заросли бурьяном. Тогда она на кладбищенской стене отметила крестиком место захоронения. Она и отвела меня на кладбище. Ярко горело южное солнце на безоблачном небе, и день, даже на кладбище, не показался мне бесконечно траурным. Грустное и светлое чувство охватило душу. Судя по поверьям, где-то поблизости летала первая любовь Михаила Афанасьевича Булгакова, а может быть, его любовь вообще была единственной, только у нее были разные имена? Может быть, парила она сейчас под облаками или еще выше – в космосе, под самой крупной звездой. Она сама, как звезда, светила ему в трудные времена, согревала добрым светом его душу, рождая в его гениальном сознании выстраданное и незабываемое. Поэтому под обложкой каждой его книги – Вечность.