Роберт Масси - Николай и Александра

Григорий»[81]

Поскольку суть заговора состояла в том, чтобы заманить Распутина в подвал дворца на набережной Мойки, то молодой князь принялся обхаживать старца.

«Доверие Распутина ко мне – столь важное для осуществления нашего плана – росло с каждым днем, – писал Юсупов. – И когда я… предложил ему приехать ко мне в один из ближайших дней, чтобы вместе провести вечер, Распутин охотно согласился».

Причиной тому было не только расположение к обаятельному молодому человеку и желание посидеть вечерком за чашкой чая, но и стремление увидеть славившуюся красотой княгиню, с которой старец еще не был знаком. Юсупов вспоминал: «…Распутину давно хотелось познакомиться с моей женой, и, думая, что она в Петербурге, а родители мои в Крыму, он сказал, что с удовольствием приедет. Жены моей в Петербурге еще не было – она находилась в Крыму, с моими родителями, но мне казалось, что Распутин охотнее согласится ко мне приехать, если он этого знать не будет».

Наживка была аппетитной, и Распутин клюнул на нее. Узнав о предстоящем ужине, и Симанович, и Вырубова пытались отговорить Распутина от поездки в гости. Впоследствии Анна Александровна писала: «16 декабря государыня послала меня к Григорию Ефимовичу отвезти ему икону… Я слышала от него, что он собирается очень поздно ехать к Феликсу Юсупову знакомиться с его женой, Ириной Александровной. Хотя я знала, что Распутин часто видался с Феликсом Юсуповым, однако же мне показалось странным, что он едет к ним так поздно… Вечером я рассказывала государыне, что Распутин собирается к Юсуповым знакомиться с Ириной Александровной. „Должно быть, какая-то ошибка, – ответила государыня, – так как Ирина в Крыму, а родителей Юсуповых нет в городе“».

К вечеру подвальное помещение дворца было подготовлено для расправы. Юсупов так описывает эту комнату: «Она была полутемная, мрачная, с гранитным полом, со стенами, облицованными серым камнем, и с низким сводчатым потолком… резные, обтянутые потемневшей кожей стулья… небольшие столики, покрытые цветными тканями, шкаф с инкрустациями, внутри которого был сделан целый лабиринт из зеркал и бронзовых колонок. На этом шкафу стояло старинное Распятие из горного хрусталя и серебра итальянской работы XVI века… На полу лежал большой персидский ковер, в углу, где стоял шкаф… шкура огромного белого медведя… Посередине комнаты поставили стол, за которым должен был пить свой последний чай Григорий Распутин.

…На столе стоял самовар и много разных печений и сластей, до которых Распутин был большой охотник. На одном из шкафов приготовлен был поднос с винами и рюмками. Топился большой гранитный камин, дрова в нем трещали, разбрасывая искры на каменные плиты… Из шкафа с лабиринтом я вынул стоявшую там коробку с ядом, а со стола взял тарелку с порошками… Доктор Лазоверт[82], надев резиновые перчатки, взял палочки цианистого калия, растолок их и, подняв отделяющийся верхний слой шоколадных пирожков, всыпал в каждый из них порядочную дозу яда». Закончив свою работу, доктор бросил перчатки в огонь. Это была ошибка: камин задымил, и комната наполнилась удушливым дымом.

Распутин тоже приготовился к встрече. Приехав в полночь к нему домой, Юсупов увидел, что старец одет в белую шелковую рубашку, вышитую васильками; черные бархатные шаровары и высокие сапоги на нем были совсем новые. От него исходил сильный запах дешевого мыла. Уводя его к себе в подвал, Юсупов обещал, что, хотя княгиня Ирина устраивает наверху вечеринку с друзьями, она скоро спустится вниз. Сверху доносились звуки пластинки с записью «Янки дудль», которую бесконечно ставили на граммофон остальные заговорщики, чтобы создать впечатление, будто там в разгаре вечеринка.

Очутившись наедине со своей жертвой, Юсупов предложил Распутину отравленных пирожков, но тот в первый момент отказался. Однако вскоре взял один, потом второй… Юсупов, не отрываясь, смотрел, как он ест их один за другим, рассчитывая, что действие цианистого калия будет мгновенным. Однако сибирский крестьянин продолжал разговаривать как ни в чем не бывало. Потом попросил мадеры, она тоже была отравлена, выпил две рюмки. Яд не оказывал никакого действия. Голова у хозяина закружилась. Заявив, что у него сильная жажда, Распутин выпил чаю. Заметив гитару, попросил князя спеть. Тот пел песни одну за другой, «труп» с наслаждением слушал. Сгрудившись наверху, Пуришкевич, великий князь Дмитрий Павлович и остальные заговорщики слушали, затаив дыхание, дрожащий голос певца и неотчетливые голоса двух человек.

Более двух часов длился этот кошмар. Не выдержав, Юсупов кинулся наверх спросить, что ему делать. Доктор Лазаверт не мог ответить: у него сдали нервы, и он несколько раз падал в обморок. Великий князь предложил отказаться от задуманного и отпустить Распутина с миром. Но самый старший и решительный из злоумышленников, Пуришкевич, сохранивший присутствие духа, заявил, что Распутина нельзя отпускать. Взяв себя в руки, Юсупов решил пойти в подвал и расправиться с гостем. Пряча за спиной браунинг великого князя, он спустился вниз и увидел, что Распутин сидит тяжело дыша и требует еще вина. Неожиданно старец предложил поехать к цыганам. «Мыслями-то с Богом, а телом-то с людьми», – многозначительно подмигнув, сказал он. Взгляд Юсупова упал на хрустальное Распятие. Старец заявил, что шкаф с лабиринтом ему нравится больше. «Григорий Ефимович, – возразил Юсупов, – вы бы лучше на Распятие посмотрели да помолились бы перед Ним». Распутин удивленно, почти испуганно посмотрел на князя, потом на Распятие. Юсупов выстрелил. Распутин заревел диким, звериным голосом и повалился навзничь на медвежью шкуру.

При звуке выстрела сообщники Юсупова кинулись вниз, в подвал. Над умирающим Распутиным, держа револьвер в правой руке, заведенной за спину, стоял совершенно спокойный князь. Он вглядывался в лицо старца с чувством непередаваемой гадливости. Хотя крови не было видно, доктор Лазаверт, пощупав пульс, заявил, что Распутин мертв. Но диагноз оказался ошибочным. Минуту спустя, когда Юсупов остался наедине с «убитым», он заметил, что лицо старца конвульсивно вздрагивает, а левый глаз стал приоткрываться. «И оба глаза Распутина, какие-то зеленые, змеиные, с выражением дьявольской злобы впились в меня», – вспоминал Юсупов. Неожиданно Распутин вскочил на ноги; изо рта его шла пена. Пальцы его впились в плечо князя и старались схватить его за горло. Оставив в руках нападавшего оторванный погон, Юсупов в ужасе метнулся к лестнице. Рыча и хрипя, как раненый зверь, за ним по ступенькам поднимался Распутин.

Пуришкевич услышал снизу «дикий, нечеловеческий крик». Это кричал Юсупов: «Пуришкевич, стреляйте, стреляйте, он жив! Он убегает!» Пуришкевич бросился в подвал и едва не столкнулся с Юсуповым. «Глаза князя были навыкате; не видя меня… он кинулся к выходной двери… и пробежал на половину своих родителей».