Арсений Замостьянов - Гаврила Державин: Падал я, вставал в мой век...
Куда живее выходили непритязательные (так замышлялось) солдатские песни «в народном духе» (жанр этот из рук Державина вскоре подхватит Жуковский):
Встаньте вкруг меня, ребяты,Удалые молодцы,Русски храбрые солдаты,В свете первые бойцы!
Так седой воин приветствовал молодых победителей. Так приветствовал поэт старых чудо-богатырей и молодых героев, победителей Измаила и Треббии, Шенграбена и Красного. Тех, кто освобождал Италию в 1799-м, кто дрался с лучшей армией мира в Европе и в России, кто шёл в штыки, не считаясь с численным превосходством противника. Кто устоял на Бородинском поле и при Малоярославце, кто гнал француза к границам России, а потом и до Парижа. Памяти павших на поле боя, памяти ушедших в мирное время посвятил Державин эти стихи. Не с рыданиями он вспоминал про них, а с бодрой благодарной улыбкой. А невредимых служилых он хотел обнять и… развеселить. Потому и подзадоривал прибаутками, подмигивал и подливал хмельного по случаю победы:
Спесь мы Франции посбили,Ей кудерки пообрили,Убаюкана она!Уж не будет беспокоить,Шутки разные нам строить.Дайте чашу нам вина!Веселися, царь блаженный,Александр Благословенный!Русская земля сильна:О тебе она радела,Груди, жизни не жалела:Дайте чашу нам вина!
Император кротко отказался от имени Благословенного, но Державин утверждал это определение в стихах. И провозглашал победные тосты:
Дайте чашу пьяной браги:Генералов в честь отвагиВыпьем мы её до дна;За казачью хитрость, свойство,За солдатское геройство —Дайте чашу нам вина!
Крепкое слово — «сбойство»! Удальство, молодечество — поясняет Грот. Возьмём на вооружение? И, конечно, русские напитки предпочтительны для праздника победы над двунадесятые языками:
Дайте мёду нам братину,Что явили мочь мы львину;Где пылала зла война,Сотней тысячи сражали;Нет храбрей нас — доказали.Дайте чашу нам вина!Нет храбрей, — что мы с любовьюСвоей жертвовали кровью;Русским честь мила одна:И корысти забывали,Мы врагов своих спасали.Дайте чашу нам вина!Успокоили мы царства,Бонапарта и коварстваСвергли в бездну адска дна, —Пусть воюют там с чертями.Царь-отец! ты здрав будь с нами.Дайте чашу нам вина!
Державин закатил в стихах бодрый пир победы. Он давненько подступал к этому простецкому жанру. Народный язык он знал с детства, а уж Преображенские казармы по этой дисциплине дали академическое образование. Каждый день Державин встречал рафинированных молодых людей, которые по-французски щебетали свободнее, чем по-русски. У них и остроумие-то французское! Когда Суворову донесли, что один офицер писать умеет только по-французски, граф Рымникский улыбнулся: «Скверно. Но главное, чтобы он думал по-русски». Теперь стало ясно, что они и думать принимались по-иноземному. Ведь любовь к Родине начинается с речевых пристрастий, с песен, со сказок — и никак иначе. Державин хотел уязвить их истинно русской речью, «забавным слогом». Окатить из ушата. И — весело отводил душу в «народных» песнях.
Само слово «солдат» в устах Державина звучало звонко и правдиво: он, дворянин, много лет служил солдатом. К тому времени в русской поэзии сформировался мощный корпус од полководцам и монархам, которых воспевали за воинские победы, хотя некоторые из них никогда не участвовали в сражениях. Державин первым стал прославлять солдат — тех, кто тянул 25-летнюю лямку службы, тех, кто был непобедим в XVIII веке и выстоял в схватке с лучшими французами, немцами, австрийцами, поляками, которых пригнал в Россию Бонапарт.
В застольной воинской песне «Заздравный орёл» первый тост Державин неспроста поднимает за солдатство!
По северу, по югуС Москвы орёл парит.Всему земному кругуПолёт его звучит.О! исполать ребяты,Вам русские солдаты,Что вы неустрашимы,Никем непобедимы:За здравье ваше пьём!
Конечно, эту песню пели не столько солдаты, сколько офицеры. Но как важно такое преклонение перед братьями по оружию и братьями во Христе, независимо от их социального положения и умения говорить по-французски.
На своём веку он повидал немало служивых — истинных чудо-богатырей. Любопытно, что державинские упражнения в жанре народной (хотя и литературной, конечно) песни перекликались с романтической героикой Жуковского, которого уже противопоставляли «архаичному» Державину. Между прочим, и знаменитый «Певец во стане русских воинов» Жуковского первоначально назывался «Заздравный кубок». Как тут не вспомнить «Заздравного орла» или — «Атаману и войску Донскому»? В этом жанре (не низком и не высоком) Державин сохранял непринуждённость и пробивался в завтрашний день поэзии.
А ведь Державин предвидел, что в грядущей войне веское слово скажут крестьяне:
Не зря на ветреных французов,Что мнили ровны быть царям,И, не подняв их вздорных грузов,Спустилися в навоз к скотам,И днесь, как звери, с рёвом, с воемПьют кровь немецкую разбоем,Мечтав, и Русь что мишура;Но вы не трусы ведь, ребята,Штыками ваша грудь рогата;В милицьи гаркните: ура!
Кто ещё мог так гаркнуть в стихах? Это не слащавая пастушеская идиллия, здесь «Русью пахнет», и хотя Державин простодушно называет своих крестьян «рабами», он (в отличие от многих бар) не вполне отчуждён от их общинного братства. Державин научился в простонародном стиле обращаться к «ребятам».
Так и пойдут с рогатиной на француза. Не подчинятся завоевателю русские крестьяне — в отличие от немецких, которых упоминает Державин. «Не доставайся злодею» — таков был народный лозунг того времени. Крестьяне уходили на восток от Бонапартия и сжигали за собой дома и амбары с хлебом.
Державин несколько раз величал Кутузова «спасителем Отечества». Трудно определить, кто первым так назвал старого полководца. В 1814 году Гаврила Романович поменял к лучшему и мнение об императоре. Ведь Александр проявил, говоря словами Ломоносова, «благородную упрямку», сломил Бонапарта, не спасовал, не поколебался, встретив ожесточённое сопротивление в 1813-м и 1814-м.
Освободительный поход в Германию русская армия начала под командованием Кутузова. Он заболел, простудившись по пути в Саксонию. Михаил Илларионович был осторожным стратегом, никогда не рисковал судьбами армии, подчас не успевал за противником. Но личной храбрости ему было не занимать, и даже в преклонном возрасте тучный князь Смоленский был лихим наездником. Верхом, в лёгком плаще скакал он вместе с армией прохладными ночами — и подхватил хворь, ставшую для него смертельной. Забальзамированное тело военного вождя везли из Бунцлау в Петербург.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});