Марк Твен - Автобиография

Утром приходит письмо от моего давнего товарища по серебряным рудникам, Кэлвина Х. Хигби, человека, которого я не видел и с которым не имел связи сорок четыре года. Хигби фигурирует в одной из глав моей книги «Налегке», где рассказывается, как мы открыли богатую слепую жилу на шахте «Уайд вест майн» в Авроре (или, как мы тогда называли этот район, в Эсмеральде) и как вместо того, чтобы утвердить наше право собственности на это чрезвычайно богатый рудник, разрабатывая его в течение десяти дней, как того требовало горняцкое право, он погнался за химерой – отправился на поиски загадочной цементной шахты, а я отбыл за девять миль, на реку Уокер, чтобы ухаживать за капитаном Джоном Наем во время его жестокого приступа спазматического ревматизма, или воспаления мозговых покровов, или какого-то подобного заболевания; и как мы с Кэлом как-то ночью добрели обратно до Эсмеральды, но слишком поздно, не успев спасти наше состояние от захватчиков чужого земельного участка.

Я приведу здесь это письмо, и, поскольку оно не увидит свет, пока мы с Хигби не будем покоиться в могилах, я позволю себе воспроизвести его пунктуацию и орфографию, потому что для меня они составляют часть этого человека. Он на редкость честен. Он чрезвычайно прям и простодушен, а его орфография и пунктуация так же просты и прямодушны, как он сам. Он не приносит за них извинения, да никаких извинений и не требуется. Они просто свидетельствуют, что он необразован, и без обиняков заявляют, что он и не притворяется образованным.

«Гринвилл, округ Плюмас, штат Калифорния,

15 марта 1906 года.

Сэм. Л. Клеменсу,

Нью-Йорк-Сити, штат Нью-Йорк.

Глубокоуважаемый сэр!

Две или три команды охотятся за мной, чтобы записать мои воспоминания о нашем товариществе в Неваде, в начале шестидесятых, и я пришел к решению это сделать и записывал случаи, которые пришли на память, за несколько лет. Насчет чего я сомневаюсь, это насчет даты, когда Вы приехали в Аврору, Невада – также первая поездка, которую Вы совершили через Сьерру в Калифорнию, после приезда в Неваду, также близко к этой дате Вы ухаживали за больным человеком на или поблизости от реки Уокер, когда наш участок захватили, не думайте хоть на миг, что я собираюсь Вас переплюнуть, а только упомянуть кое-какие примеры, которых Вы не упомянули ни в одной из статей, книг и т. д., которые я когда видел. Я намерен направить статьи Вам на рассмотрение, чтобы Вы могли увидеть, нет ли чего нежелательного, если так, то вычеркнуть это и добавить на его место любое, что сочтете подходящим.

Я с тех пор несколько лет становился погорельцем, и все старые данные пропали, вот почему я спрашиваю про те даты. Болею практически два или три года, не в состоянии заработать что-нибудь, о чем было бы говорить, и финансы изрядно тают, и признаюсь, что это большей частью в целях заработать немного деньжат, делаю свою первую попытку в литературе – и я был бы так рад получить Ваше откровенное мнение, о ее качествах, и сколько, по Вашему разумению, в таких делах, будет цена за ее публикацию. Я вкладываю копию письма от «Геральд» в ответ на справки, которые я наводил, желательна ли такая статья.

Надеюсь получить от Вас ответ, как только Вам будет удобно. Остаюсь почтительно,

К.Х. Хигби,

Гринвилл – Калифорния.

Уважаемый сэр!

Я был бы очень рад получить Ваш рассказ о Ваших приключениях с Марком Твеном. Если они настолько интересны, насколько я представляю, «Геральд» готова очень хорошо заплатить Вам за них. Конечно, я не могу назначить цену за материал, пока не получу возможность его посмотреть. Если Вы любезно пришлете свой рассказ, с правом заверения его подлинности у мистера Клеменса, я буду более чем рад дать Вам ответ и предложить сделку, так как это представляется нам делом стоящим. Однако если у Вас есть на уме какая-то сумма, которая, по Вашему мнению, должна стать ценой этого материала, я бы предложил Вам связаться со мной.

Я написал Хигби и попросил его позволить мне провести для него литературный торг. Он умеет пересыпать песок лучше, чем я – как будет показано в следующей главе, – но я могу наголову разгромить его в искусстве обдирать издателя.

Вторник, 27 марта 1906 года

Орфография Хигби. – Как мистер Клеменс добыл Хигби работу в «Пионере». – В 1863 году мистер Клеменс едет в Виргиния-Сити, чтобы стать единоличным репортером о «Территориальном предприятии». – Мистер Клеменс с большим успехом опробует свою схему на молодом сент-луисском репортере. – Также применяет эту схему в отношении своего племянника мистера Сэмюэла Э. Моффетта

Я позволил Хигби помочь сотруднику «Геральд» в орфографии и сгармонизировать его орфографию со своей собственной. Он проделал это хорошо, свободно и без предрассудков. На мой взгляд, он ее улучшил, ибо я в течение шестидесяти лет и больше питаю антипатию к правильной орфографии просто по причине, что, когда я был мальчишкой, не мог сделать ничего достойного похвалы, кроме как правильно, словно по книге, писать слова. Это было жалкое и неприглядное отличие, и я рано выучился его не любить. Полагаю, это потому, что способность правильно писать слова есть талант врожденный, а не благоприобретенный. Есть некое благородство в приобретенном умении, потому что это продукт твоего собственного труда. Это честно заработанная награда, тогда как умение делать что-то просто милостью Божией, а не собственным усилием, переносит заслугу на наш небесный дом – где, возможно, оно является предметом гордости и удовлетворения, но оставляет вас самого голым и несостоятельным.

Хигби был первым человеком, который извлек пользу из моей великой и безошибочной схемы трудоустройства безработных. Я периодически испытывал эту схему в течение сорока четырех лет. Насколько мне известно, она всегда достигала цели, и я очень горжусь, что я ее изобрел, точно оценив один из факторов человеческой натуры.

Мы с Хигби жили в приставной палатке с односкатной крышей у подножия горы. Это было очень тесное жилье, где едва хватало места для нас и для печки, – в самом деле жилье никудышное, ибо между восемью утра и восемью вечера термометр то и дело совершал колебание в пятьдесят градусов. У нас была заявка на открытие рудника под гребнем горы, в полумиле, совместно с Бобом Холландом и Горацио Филлипсом, и мы ходили туда каждое утро, таща с собой обед и оставаясь там весь день, ковыряя и взрывая породу в нашем шахтном стволе, надеясь, отчаиваясь, вновь обретая надежду и медленно, но верно истощая запас финансов. Наконец, когда мы остались без цента, но так ничего и не нашли, мы поняли, что нам необходим какой-то другой способ зарабатывать на жизнь. Я нашел работу на близлежащей дробилке для кварцевого песка – просеивать песок, кидая его лопатой на длинной ручке. Я ненавижу лопату на длинной ручке. Я так и не смог научиться орудовать ею как надо. Очень часто песок вообще не попадал на грохот для просеивания, а летел мне через голову, за спину, за шиворот. Это была самая омерзительная работа, на какую я когда-либо нанимался, но за нее давали десять долларов в неделю плюс харчи – и харчи того стоили, потому что они состояли не только из бекона, бобов, кофе, хлеба и черной патоки, а мы еще каждый день тушили сушеные яблоки, точно это было воскресенье. Но эта богатая жизнь, эта тучная и роскошная жизнь должна была подойти к концу, и тому имелись две существенные причины. Со своей стороны, я не мог выносить тяжелой работы, а со стороны компании, они не считали оправданным платить мне за песок, отправленный за шиворот, так что меня уволили в тот момент, когда я сам собирался подать в отставку.