Анри Труайя - Александр Дюма

Когда двое актеров марсельского Гран-Театра, Женневаль и Кларисса Мируа, сообщили Дюма, что им хотелось бы поставить его пьесу, он предложил им инсценировку «Джен Эйр», слегка подправив переделанный в свое время для сцены Виктором Персевалем роман Шарлотты Бронте. Получил согласие и с рукописью в кармане отправился в Марсель, чтобы защищать «свое» творение. Пьеса была прочитана перед актерами, к которым присоединились несколько местных журналистов и несколько членов муниципального совета, все в один голос стали предсказывать триумф. Лишь одна актриса, недовольная тем, что ей не дали роли, не преминула заметить, что эту драму уже играли в Брюсселе и на афише стояли имена двух молодых бельгийских авторов. Александр не захотел неприятностей. Должно быть, речь шла о другой инсценировке того же романа, в свою очередь заметил он, но какое это имеет значение, у него это далеко не последняя пьеса! И немедленно, желая избежать будущих нареканий в собственный адрес, предложил в следующий же четверг прочесть актерам совершенно новое произведение. Называться пьеса будет «Лесники», сюжет – у него в голове, потому – нет ни малейшего сомнения! – он с легкостью сможет за это время пьесу написать.

Один из марсельских друзей, Берто, предоставил Дюма свой загородный дом, с тем чтобы драматург мог в спокойной обстановке полностью отдаться своему титаническому труду. На самом деле труд оказался вовсе не титаническим: чтобы сдержать слово, Александр ограничился тем, что сделал инсценировку своего детективного романа «Катрин Блюм». Канва давно уже существовала, расшить ее – дело нехитрое. Четыре дня спустя пьеса была готова – реплики в ней вспыхивали настоящим фейерверком.

Прочитанная перед художественным советом и с волнением принятая, наспех отрепетированная, она была показана две недели спустя добродушной публике, которая с радостью аплодировала великому парижскому писателю, не поленившемуся нарочно приехать на юг, чтобы поддержать марсельских артистов. Дюма на сцене увенчали золотой короной; театральный оркестр исполнил серенаду у него под окном, он с царственным видом вышел на балкон, поблагодарил актеров и поклонников, произнес речь перед толпой и отправился с веселой компанией ужинать в одном из лучших ресторанов города. В четыре часа утра он вышел оттуда свежий как огурчик. Эдмон Абу, который при этом присутствовал, рассказывал, что, возвратившись домой, неутомимый Дюма не пожелал ложиться спать и сел к письменному столу, чтобы подготовить текст для очередного номера «Монте-Кристо».

Здоровье и задор Дюма изумляли окружающих. Он не способен был ни отложить перо, ни отказаться от привычки к перемене мест. Теперь Александр снова подумывал о путешествии по Средиземному морю, о поездке в Малую Азию, в Сирию, Палестину и Египет… Но осуществлению этих планов помешал другой проект. Земля так обширна, а населяющие ее народы так разнообразны, считал Дюма, что любую возможность увидеть какую-нибудь новую страну надо считать подарком. Впрочем, по его мнению, все, что в жизни происходит неожиданного, должно быть истолковано как вмешательство Провидения, а следовательно – как выпавшая тебе удача, которую нельзя упускать из страха обидеть Господа.

В то время Александр только что свел знакомство с молодой четой русских аристократов, графом и графиней Кошелевыми-Безбородко, которые путешествовали по всей Европе ради собственного удовольствия. Их сопровождала многочисленная свита – целая толпа слуг, друзей и прихлебателей, среди которых были личный врач, итальянский маэстро, придворный поэт и даже настоящий спирит. Последний, Дэниел Дуглас Юм, должен был вскоре жениться на сестре графини. Внезапно воспылав дружескими чувствами к Дюма, он захотел, чтобы тот был свидетелем на его свадьбе, – ну и как тут откажешься?

Вся разноплеменная компания обитала в гостинице «Трех Императоров» на площади Пале-Рояль и только и делала, что переходила с одного приема на другой, с одного пиршества на другое. Довольно быстро Александр сделался непременным участником этих светских сборищ. Его болтовня так забавляла русских путешественников, что графиня, привыкшая смело решать любые вопросы, внезапно предложила ему: «Поедемте-ка с нами в Санкт-Петербург!» Отъезд был намечен через пять дней. Ошеломленный, но уже готовый поддаться соблазну, Александр растерянно пробормотал, что вряд ли сумеет за такое короткое время подготовиться к такому долгому путешествию, и к тому же, если бы он должен был отправиться в Россию, то не довольствовался бы пребыванием в Санкт-Петербурге, но хотел бы увидеть еще и Москву, Нижний Новгород, Казань, Астрахань, Севастополь… «Вот и чудесно! – воскликнула графиня. – У меня есть поместье в Коралово, под Москвой, у графа – земли в Нижнем, степи под Казанью, рыбный промысел на Каспийском море, загородный дом в Изаче!..» У Александра голова закружилась только от одного этого роскошного перечисления, но он все еще колебался. Не маркиз ли Карабас приглашает его посетить свои владения, свои поместья, столь же многочисленные, сколь и воображаемые? У него перехватило дыхание, он поспешно выскочил на балкон, возвышавшийся над площадью Пале-Рояль, и вдохнул воздух Парижа, пытаясь вернуться к действительности. Задуманное им путешествие вокруг Средиземного моря вдруг показалось ему заурядным и второстепенным. А кроме того, он ведь сможет туда отправиться, когда вернется из России. Впечатления же, которые он вывезет из царской империи, послужат основой для великолепных статей, которые можно будет поместить в «Монте-Кристо». Не прошло и двух минут, как решение было принято окончательно. «Ну что ж, я еду с вами!» – объявил Дюма. Услышав эти слова, граф и графиня просияли, а Юм порывисто расцеловал того, кому теперь уж точно предстояло стать свидетелем на его свадьбе.

На следующий день Александр принялся улаживать свои дела и складывать чемоданы, а прежде всего он немедленно сообщил сыну, все так же пылко влюбленному в прекрасную Надежду Нарышкину, что теперь и у него тоже появятся тесные связи с Россией. Поскольку Дюма никогда не мог во время путешествия обойтись без приятного спутника, он пригласил Жан-Пьера Муане, декоратора «Опера-Комик», присоединиться к нему в этой поездке.

Осталась последняя и главная забота: что станет в его отсутствие с нежной Изабель Констан? Бедняжка так неопытна, она такая хрупкая, такая уязвимая! Достаточно на нее дунуть, чтобы сбить с ног. Александр поручил одному из своих друзей, краснодеревщику Ван Лоо, присматривать за подругой. «Оставляю вам это письмо на случай необходимости, – пишет он Ван Лоо. – На тот случай, если со мной произойдет какое-то несчастье, которое помешает мне прислать Изабель все, в чем она будет нуждаться, я открываю ей у вас кредит до двухсот франков». Нельзя сказать, чтобы это было очень уж щедро, даже и просто щедро, но при том, в каком состоянии были тогда финансовые дела Дюма, большего он сделать не мог.