170 дней. Дневник мамы, потерявшей ребенка - Сойка Светлая
— Здравствуйте… — протягиваю ключи и замечаю, что не осознанно тоже начинаю улыбаться им.
Очень хорошо и стильно одетая женщина, с приятным лицом, доброжелательной улыбкой. Довольно молодо выглядит для своего возраста.
Я сначала даже подумала, что эти двое — иностранцы. Но дальше женщина начинает так быстро говорить, что я понимаю, нет, они русские:
— Вы же нам все покажите?
Меня ещё больше смущает это вопрос. Показать? Что показать?..
… Ээээ… а что я могу показать Вам? — на секунду я предполагаю, что женщина приняла меня за смотрителя квартиры и она ожидает от меня, что я сейчас пойду показывать этим туристам их апартаменты?…
— Понимаете, как только Поля купила эту квартиру, мы тут ещё ни разу не были.
— А вы родители Полины?
— Нет, мы родственники ее родителей. Папа у Полины, к сожалению, недавно умер…
— Мне очень жаль…
— Да, что ж делать… такое горе… вы покажите нам, ну… где тут магазин, где пляж?.. — увидев мое замешательство, она добавляет, — Сейчас уже поздно, может завтра?
— А… да… конечно. Я покажу… — я мысленно выдохнула…
— Вы во сколько просыпаетесь?
— Часов в 10 уже встану
— Хорошо, тогда до завтра! И спасибо! — теперь уже улыбались они оба
— До завтра! Хорошо Вам отдохнуть!
Я закрыла дверь и удивилась сама себе.
Обычно я, такая угрюмая с посторонними людьми, точно не вызвалась бы что-то кому-то показывать по собственной инициативе. Эта нестандартная ситуация напомнила мне смешной момент из моего любимого сериала «Клиника».
Там был такой персонаж — Боб Келсо — главный врач клиники. Его все терпеть не могли, потому что он принимал неудобные сложные решения и часто откровенно плевал на чужие чувства, чужие нужды и ожидания. Он мог выкинуть больного пациента только потому, что у того не было страхового полиса на лечение.
И вот однажды, к ним в клинику поступил один парень. И никто не мог понять, что с ним. Но вот что было странно. Каждого, кто заходил к этому пациенту в палату ждала одна и та же участь. Врач или медсестра заходили, увлечённые своими делами, не планируя посвящать этому пациенту ни минуты лишнего времени. Они планировали по привычке быстро пробежаться по данным его медицинской карты и дальше бежать по своим делам. Но вместо этого всегда происходил один и тот же диалог:
— Так, что там у вас? — очередной врач без особого интереса смотрит в медицинскую карту и не обращает никакого внимания на пациента.
— Я не знаю, врачи тоже не знают. Доктор, что со мной?
— Мистер … как вас там? — снова заглядывая в карту…
— Пожалуйста, зовите меня Джо! — произносит пациент, лучезарно улыбаясь врачу.
И тут уж врач расплывался в улыбке, кто бы он ни был, даже такой эгоистичный и зацикленный на себе персонаж, как доктор Кокс.
— Не беспокойтесь, мы выясним что с вами!
И дальше происходило невероятное — врач забывал про все свои предыдущие дела и хлопоты, бежал в ординаторскую, собирал вокруг себя все медицинские справочники и искал правильный ответ, чтобы наконец поставить точный диагноз Джо.
И когда главный врач, доктор Боб Келсо, как его звали все в клинике, «Исчадие Ада», увидел это импровизированный консилиум из врачей и медсестёр, нацеленных на излечение этого пациента без страховки, он взбесился и устремился прямиком в палату к этому Джо, чтобы как обычно вышвырнуть наглого «зайца». Но что же случилось с суровым и беспринципным Бобом, как только он вошёл в палату? Тоже самое что с любым другим врачом. И вот уже Боб Келсо расплывается в улыбке, глядя на Джо, а затем усаживается за стол в ординаторской со словами: «Мы должны выяснить, что с этим пареньком!»
Вот и я в тот момент, закрывая дверь, чувствовала себя как Боб Келсо, который вдруг сам не понимая как, совершил хороший, не свойственный ему поступок.
На следующий день, часов в 11 утра я услышала звонок в дверь. Это была соседка.
Так я познакомилась с Камиллой, женщиной, лет 60. Очень доброжелательной, очень активной и жизнерадостной.
Она рассказала мне всю свою жизнь. Она рассказывала и о радостных и грустных событиях своей жизни. И когда она стала рассказывать о том, как тяжело семья Полины пережила смерть отца семейства, я снова посочувствовала ей. И сказала ей, что у нас в семье тоже горе, у нас погибла дочка.
— Ой, какой ужас… а сколько ей было?
— 11 лет…
Она сочувственно посмотрела на меня…
Уже уходя, она заметила гитару, которую привёз Саша.
— Ой, как здорово! Вы играете на гитаре?
— Нет, это муж играет… раньше дочка играла и вот теперь муж тоже решил научиться.
— Как хорошо! А… простите, что случилось с дочкой?
Я поняла, что не стану выдумывать и врать. И я, глядя ей прямо в глаза, ответила:
— Она убила себя.
— Что?.. как это?..
— Она выпрыгнула с 11 этажа.
— О, Боже, какой кошмар! Несчастная любовь?
— Нет… есть такие сообщества… и она была там…
— Ах, да! Я слышала об этом! Какой кошмар! Я вам очень сочувствую…
— Да, спасибо…
Я закрыла дверь и подумала: «Почему я ей рассказала? Уж не от великого же доверия?..» позже я поняла, что не смогла принять такую для меня чрезмерную ее весёлость и «оптимизм». Да, я очень ценю людей, которые умеют радоваться жизни, но твоя радость остаётся настоящей только до тех пор, пока она не забирает чужую радость. А иначе это простой эгоизм в красивой обертке.
Вероятно, это был мой первый интуитивный, неосознанный шаг к тому, чтобы избавиться от общества этой на удивление оптимистичной женщины. Ее жизненные истории и мотивы, которыми она руководствовалась, скорей походили на желание получить как можно больше радостей от жизни. Но эти подарки часто стоили другим их желаний, идеалов и принципов.
Разве можно считать чистой радостью твое удовольствие от встреч с мужчиной, если эти отношения тайные и тем самым они представляют твоего мужа в такой странной, недостойной роли? Или разве можно радоваться покупке, которая была сделана тайно и не совсем за свой счёт? И все эти истории как-то странно отзывались недоверием и недопониманием. Я ещё не успела осудить ее осознанно. Ведь эта женщина была так весела и лучезарна. «Бери от жизни все!» — с таким вот девизом она живет по жизни. Плохо ли это? Не знаю.
Я закрыла за ней дверь
