Валерий Шамбаров - Государство и революции

Наверное, наложился и другой фактор. Сталин, в прошлом один из самых догматичных ленинцев, получил теперь моральное право поставить себя выше учителя. Ленин не смог до конца подавить фракционность и разноголосицу в партии, хотя и стремился к этому (запрет дискуссий, фракций, разгром "рабочей оппозиции"), а Сталин смог. Ленин не сумел одолеть крестьянство, а Сталин сумел. У Ленина не получилось построить социализм, и ему пришлось скомандовать отступление в нэп - а Сталин сумел довести дело до конца. Следовательно, он превзошел Ленина. А значит, и на его теории мог позволить себе смотреть более критически. И увидеть, что они далеко не так безупречны, как казалось ранее, и что-то с точки зрения собственного опыта можно сделать лучше, целесообразнее. Хотя психологическим оправданием могли служить и другие соображения - со времени написания ленинских работ столько лет прошло, многое изменилось, вот и надо внести поправки.

Взять, скажем, принцип отмены товарно-денежных отношений и перехода на централизованное распределение. Но в могучей мировой державе, создаваемой Сталиным, это было бы уже как-то несолидно, унизительно. Возможно, он учел и практическую сторону - что гладкая на бумаге система на деле сразу начинает хромать, оборачиваясь нестыковками и злоупотреблениями во всех звеньях. Что же касается значения хлебной карточки как универсального орудия принуждения и утверждения дисциплины, то в сталинской системе это оказывалось уже лишним. У него система принуждения и без того была отлажена и работала безотказно - по закону от 7. 8. 32 г. давали по 10 лет даже за "мелкие хищения" социалистической собственности, вроде стрижки колосков. А потом и за опоздание на работу сажать стали. Так зачем тут еще и "хлебные рычаги"?

Сам по себе процесс превращения полуанархической "совдепии" в формы империи начался не Сталиным. Уже упоминалось, что после изучения книги "Государство и революция" Плеханов отмечал, что это проект создания империи. Он и был окончательно реализован в 1929-33 гг. А отпечаток личности Сталина наложился лишь в том смысле, что практическое строительство осуществлял он, он стоял во главе построенной системы, и это получилась его империя. И он по-своему пытался придать своей империи достойный, солидный вид. Так, еще в конце 20-х началась лакировка советского прошлого. Не только ради возвышения персональной роли Хозяина в революционных событиях. Так же, как Древнему Риму, основанному отщепенцами и разбойниками, угнездившимися на пустующих холмах, потребовались потом более благородные мифы о своем возникновении, так и для Сталина грязь и кошмары, из которых родилось государство, казались уже слишком непрезентабельными. И пошла мифологизация. Вместо произведений типа "Щепок", не стеснявшихся реалистично описывать зверства, поскольку это считалось классово-оправданным, возникали высокохудожественные "Хождения по мукам", рассказы Гайдара и т. п., изображавшие прошлое во вполне благопристойных тонах, красивых и героических.

В 1932 г. был распущен терроризировавший отечественную культуру РАПП. При этом Сталин с предельной откровенностью сказал его председателю Фадееву: "Вы еще маленькие люди, то есть совсем маленькие, чтобы о русской литературе судить". В 1934 г. народу было официально возвращено понятие "Родина" (а одновременно и "измена Родине"). И хотя прямая связь данного термина с прежней Россией пока еще не подразумевалась, тем самым поощрялось усиление патриотического начала.

Что же касается параллелей между сталинизмом и русским самодержавием, то и здесь вряд ли можно говорить о прямой преемственности. Нужно иметь в виду, что Сталин никогда не рассматривал реального исторического самодержавия, которое так или иначе должно было считаться с интересами различных сословий, с церковными установками, с требованиями духовного порядка. Он со свойственным ему догматичным мировоззрением знал только примитивные большевистские схемы монархии с батюшкой-царем и холопами-подданными, которых тот волен был казнить или миловать, исходя из личных понятий целесообразности. А с такими схемами параллели действительно напрашивались. Но и тут очень сомнительно, чтобы Сталин отождествлял себя с ролью "нового царя". Скорее, помогала знаменитая коммунистическая диалектика. Ну например, если до революции расстрел любой демонстрации объявлялся преступлением, то после прихода к власти для большевиков стала преступлением сама демонстрация, а ее расстрел - естественным делом. Точно так же и с самодержавием. Если царь в своих "реакционных" целях (вариант "объективно-прогрессивных", как Петр I) позволял себе то-то и то-то, то для коммунистического вождя, пролагающего пути в "светлое будущее", аналогичные методы тем более оправдывались.

Возврат СССР с космополитически-революционных на "российские" рельсы происходил далеко, не сразу, а постепенно, шаг за шагом. Так, в 1935 г. Сталин прекратил финансирование через Коминтерн иностранных компартий. Иногда это объясняют тем, что он уже сделал ставку на Гитлера, что вряд ли соответствует действительности - в то время он еще не знал, получится ли такой альянс. Просто с точки зрения рачительного Хозяина это значило перестать кормить дармоедов, т. к. несмотря на огромные вложения за 16 лет существования Коминтерн ни в одной стране не принес реального успеха. И Сталин в самом деле взвешивал возможности союза с Гитлером - или союза с Францией против Гитлера, но и в том, и в другом случае это уже были союзы на государственном, а не на партийно-подпольном уровне. Характерно, что в том же 1935 г. был принят глобальный план реконструкции Москвы. Вождь хотел иметь монументальную, величественную столицу, не хуже других мировых центров или царского Санкт-Петербурга. Так что "державные" соображения явно брали верх над "интернациональными".

Постепенно восстанавливались персональные воинские звания - в 1935 г. маршальские и среднего комсостава, вместо прежних комрот, комбатов, комполков и т. п. появились капитаны, майоры, полковники, а в 1940 г. вернулись в обиход и генеральские звания. Поскольку и армия должна была стать государственной, а не партийно-революционной. В 1936 г. было высочайше реабилитировано казачество. Стали создаваться казачьи части в традиционной форме. Данное сословие Иосиф Виссарионович тоже рассматривал с точки зрения коммунистических штампов, как "верных псов самодержавия". Но после построения новой империи "диалектически" получалось, что такой прекрасный инструмент разрушен напрасно - разве он не может послужить подобным образом коммунистическому Хозяину? (Чего на деле, разумеется, реализовать не удалось - и как раз из-за превратных представлений о казачестве).