Н Князев - Легендарный барон: неизвестные страницы гражданской войны.

Через два дня хорунжего Шеломенцева догнали 3 офицера и 3 казака, и он рассказывал: 21 августа на походе к генералу Унгерну подошел пешим Бишерель- ту — гун и попросил у генерала спички. Генерал Унгерн опустил повода на шею коня и стал шарить в карманах тарлыка, ища коробку спичек. Использовав беспомощное положение на седле генерала Унгерна, Бишерельту — гун ловким движением стащил его с седла. Монголы связали Унгерна по рукам и ногам крепкими сыромятными ремнями, поставили палатку, положили в нее бога войны, укрыли тарлыком.

Покончив с генералом Унгерном, монголы бросились избивать русских инструкторов и перебили всех, кроме тех трех офицеров с вестовыми, кои увидали первыми поступок монгол с генералом Унгерном и, предчувствуя беду, “стреканули” в кусты. Монголы, покончив расправу, сели на коней и исчезли в западном направлении.

Другая версия, изложенная есаулом Макеевым, такова. Во второй половине дня 19 августа монголы издали увидели скачущего к ним генерала Унгерна. Би- шерльту — гун рассыпал в цепь две сотни, и они встретили Унгерна беспорядочной стрельбой, не причинив ему вреда. Унгерн подскакал к монголам и зычно закричал: “Негодяи! И вы изменники?!” Монголы в страхе перед “богом войны” пали ниц, вымаливая прощение. Генерал Унгерн спокойно слез с Машки, сел на пень и сказал: “Дикие собаки, я вас прощаю…” Приказал принести воды и выпил почти весь монгольский жбан (больше двух бутылок). Затем приказал поставить майхан и принести магайло. Приказание было исполнено.

Выпив большое количество крепкой жидкости, генерал Унгерн лег спать и моментально уснул крепким сном, что было ему свойственно (спал мало, но очень крепко). Старшие монгольские начальники сидели в стороне от палатки и о чем‑то говорили. Уже в темноте монголы, как барсы, тихо подползли к палатке генерала Унгерна и кучей набросились на него, связали его по ногам и рукам и в таком виде оставили лежать в палатке, сели на коней и со своими частями скрылись в темноте ночной. Да, еще подробность: выходя из палатки, монгольские начальники кланялись низко генералу Унгерну, как богу войны.

Та или другая версия отвечает действительности, судить не могу. Склонен думать, что версия хорунжего Шеломенцева наиболее верная.

20 августа утром разъезд красного партизана Щетинкина, идущий по следам унгерновцев, увидел одиноко стоящую палатку. С большой осторожностью приблизились к ней и когда заглянули в нее, то увидали в ней связанного человека. Сняв с головы тарлык, они спросили: “Кто ты, товарищ?” — “Я начальник Азиатской конной дивизии, генерал — лейтенант барон Унгерн — Штернберг”. Красные партизаны оцепенели от таких слов, а затем на их лицах появилась великая радость. Сначала обыскали генерала Унгерна, а затем развязали и накормили. Обращение было самое лучшее. Затем усадили Унгерна в седло и, окружив его плотным кольцом, двинулись в пределы Руси.

Говорят, что при переправе через одну из больших речек на пути к Троицкосавску, генерал Унгерн делал попытку утонуть, но красные партизаны не допустили и в целости доставили его в штаб Щетинкина в Троицкосавске. В Троицкосав- ске Унгерн был принят подчеркнуто вежливо и на автомобиле отправлен в Верхнеудинск.

Причины бунта.

Они для читателя ясны, но не лишним будет их конкретизировать. В перспективе двадцатилетней давности события 17–19 августа 1921 г. на Эгийн — голе следует отметить следующее.

Офицерский бунт в Азиатской конной дивизии не был задолго задуман. Он вытекал из последних действий генерала Унгерна и был неотвратим, как стихия. Большую роль сыграло избиение Унгерном генерала Резухина. Всем офицерам стало ясно, что для генерала Унгерна нет людей в дивизии, коих он при малейшей провинности пощадит. Утверждали, что Унгерн составил список офицеров, кои по пути в Урянхай должны быть из дивизии изъяты. В списке внесены фамилии всех кадровых офицеров, офицеров, принятых в Монголии, и некоторых старших офицеров- даурцев. Прапорщик Бурдуковский по пьяной лавочке говорил о таком списке. Верен ли слух — утверждать не могу, но этот слух переполнил чашу человеческого терпения.

Уходя из пределов России, большая масса чинов Азиатской конной дивизии осознала, что в данное время с теми средствами, какими располагает генерала Ун- герн, борьба с большевиками — химера. Идейно отошла от взглядов Унгерна, и их больше ничего не связывало, а попытка Унгерна насильно увести в Урянхай грозила неизбежной смертью от того, или другого, или третьего.

Бунт произошел вскоре после перехода границы. Офицеры понимали, что медлить нельзя ни одного дня, ибо смерть уже витала над теми 13 офицерами, кои гнали гурты скота и над теми, кто еще на свободе — но внесены в список 30–40 человек “обреченных”.

Заговорщики не хотели смерти Унгерна, а особенно Резухина, но понимали, что нельзя останавливаться перед крайними решениями, ибо в противном случае будут жестоко уничтожены сами.

Всадники в полной мере сочувствовали действиям офицеров. Не было ни малейшей попытки противодействовать офицерам. Наоборот — активно помогали. Их интересы были тождественны с интересами офицеров.

В монгольских частях, особенно среди нойонов давно не было преданности и верности богу войны. Причин недовольства было много. Главные из них следующие.

Монгольская армия жила заветами великого Чингисхана, по учению которого нойон не должен оскорблять не только действием, но и словом подчиненного нойона. За проступок его можно придать смерти, но не наносить личного оскорбления. Генерал Унгерн же постоянно нарушал Закон Чингисхана, а всякий нарушающий Закон Чингисхана достоин смерти. Но Унгерн признан Богдо — гэгэном богом войны и убить его — смертный грех, а потому нужно избавиться от него без кровопролития.

Монгольские начальники обвиняли генерала Унгерна в том, что он нарушил Закон Чингисхана, не выручив чахар в бою под Троицкосавском, где много чахар попало в плен к красным, и было ими перебито, в том числе один гун, помощник Найден — гуна.

Монголы уяснили, что для генерала Унгерна Монголия — не цель, а средство для проведения каких‑то своих идей, чуждых для монгол. Вместо того чтобы защищать Ургу и Богдо — гэгэна от красных — он уходит от главной задачи монгольских частей куда‑то в неизвестность.

Генерал Унгерн не есть подлинный бог войны, так как убегает от красных, не победив их.

Знали ли все всадники — монголы о сформировании Временного революционного правительства Монголии во главе с Бодо — ламой, которое договорилось с Правительством СССР, и это правительство враждебно генералу Унгерну, но монгольские нойоны точно знали об этом. Новое Монгольское правительство — в Урге, и его признали князья и ламы, а, следовательно, они свободны от обязательств, возложенных на них старым правительством Монголии.