Александр Кабаков - Аксенов

Е.П.: Да, например, эту таинственную историю с романом «Таинственная страсть», публикацией которого он был столь раздражен, что напечатал об этом статью в журнале «Казань». Да… Ну а другие? Вот человек, которого ты знал прекрасно. Володя… забыл его фамилию… по прозвищу Стальная Птица. Смешной мужик, который, кстати, научил Васю машину водить. Пил изрядно. Я помню, когда была свадьба у Васи и Майи и на второй день заночевавшая в Переделкине публика опохмелялась, Стальная Птица настолько всем надоел своей пьяной болтовней, что Алена хотела его прогнать, а он на полном серьезе говорит: «Не вздумайте меня выгонять, если Вася узнает, что вы меня, его лучшего друга, выгнали, он повесится!» Еще мне Василий рассказывал, что когда они с Гладилиным поехали в Дубулты и вели там… ну, можно сказать, рассеянный образ жизни, Стальная Птица оказался тут как тут и плотно сел им на хвост, сам, разумеется, не имея по своему обыкновению ни копейки денег. Славный был человек, царство ему небесное! В новые времена незадолго до смерти вдруг разбогател, мне Вася рассказывал. А тогда — Аксенов с Гладилиным идут в ресторан, он бежит следом и кричит: «Я знаю, куда вы пошли! Вы в ресторан идете! Возьмите меня с собой». Одним словом, Стальная Птица! Как в одноименной аксеновской повести про суперхалявщика.

А.К.: Ты прекрасно знаешь, что у Васи знакомых было на порядок больше, чем друзей… Его «вся Москва» знала, и он ее знал.

Е.П.: Хорошо. Давай, пройдемся по именам. Анатолий Найман — друг?

А.К.: Несомненно друг.

Е.П.: Андрей Андреевич Вознесенский?

А.К.: Друг, многолетний друг.

Е.П.: А, может, мы неинтересно тему разговора определяем — «Аксенов и друзья»? Может, лучше «Аксенов и близкие»? Или — «Аксенов и люди ему близкие (неблизкие)»…

А.К.: Вот обидная для нас обоих вещь: разговоры наши подходят к концу, и любому, кто с ними ознакомится, станет ясно, что мы с тобой без Васи не совсем самостоятельны. Нам его не хватает, вот как не хватает отца, руководителя, пусть он нами и не руководил никогда. Он меня никогда ничему не учил, хотя я и считаю, и объявляю себя учеником Аксенова. Единственный литературный наказ, который он мне дал — я вспоминал уже, — весьма странный: никогда не писать по свежим впечатлениям. Так я только и делал постоянно, что этот наказ нарушал…

Е.П.: Он и меня никогда не учил. В смысле… это… передачи мастерства…

А.К.: И тем не менее мы входили в некий «аксеновский ближний круг». Нечего важничать — мол, мы сами по себе. Ну, как Найман, Бродский, Рейн, Бобышев всю жизнь числились «ахматовскими сиротами». Ты вот такого писателя — Володю Мощенко — знаешь?

Е.П.: Слышал.

А.К.: На мой взгляд, он тоже входит в воображаемый «аксеновский круг». Он был близок Васе, хотя держался всегда поодаль. Я не знаю, где они с Васей познакомились, по джазовым, я думаю, делам. Он был офицером. Потом из армии как-то ушел. Он писатель, его долго не печатали. Он и стихи пишет, и прозу. У него сейчас книжка вышла. Называется «Блюз для Агнешки».

Е.П.: Вот про эту книгу я и слышал.

А.К.: Мы должны помнить, что Василий Павлович прожил огромную жизнь, и у него менялись друзья.

Е.П.: Так все-таки друзья или знакомые?

А.К.: Друзья, друзья! Были и такие, как в том анекдоте, когда немцы ведут партизана вешать, а рядом стоит полицай, который его сдал, и ест щи из котелка. Партизан, проходя, плюнул ему в котелок, и полицай удивился: «Петро, ты что, обиделся?»

Е.П.: Имена слабо´ назвать?

А.К.: Да, слабо´. Эти люди теперь всегда будут числиться друзьями Аксенова, хотя он с ними, допустим, давно порвал, задолго до своей смерти. А ведь действительно друзья, никуда не денешься, в какой-то момент они были его друзьями. Один из них пришел мириться и извиняться на похороны. Произнес трогательную речь, и я это безо всякой иронии говорю, потому что речь была совершенно искренняя. А ведь они не то двадцать, не то тридцать лет не имели никаких отношений.

Е.П.: Э-эх… Не хотелось бы этой темы касаться, но другой такой друг порадовал его к юбилею статьей «Как хороши, как свежи были розы», где объяснил несведущей публике, что некогда великий писатель Аксенов к старости совершенно исписался. Обычно невозмутимый Вася мне тогда сказал: «Ты, когда встретишь его, передай, что розы вообще-то шипы имеют, можно уколоться». Но отношений с ним не прервал, тот к нему в Биарриц приезжал, как ни в чем не бывало. Вася мне потом говорит: «Неудобно как-то было прогнать старого друга, хоть на нем и клейма негде ставить». Ладно, давай потом это вычеркнем.

А.К.: Почему? Это жизнь. Вот я, например, прекрасно отношусь к Евгению Александровичу Евтушенко, но все же еще раз вспомню, как они поссорились после статьи Евгения Александровича в «Литературной газете», которая называлась «Под треск разрываемых рубашек». Там Евтушенко гневался, что авторы книги «Джин Грин — неприкасаемый» так легкомысленно пишут о судьбоносных проблемах, в то время когда вьетнамский народ, например, ведет титаническую борьбу с американским империализмом. Я помню, мы едем с Васей ко мне на Маросейку, и Вася говорит: «Спасибо другу! После его статьи с нами разорвали договор на “Мосфильме”, а ведь должны были кино снимать по “Джину Грину”… Плакали наши денежки…» И таких историй у него было предостаточно.

Е.П.: Ну, в конце концов мы не книжку в ЖЗЛ пишем и не обязаны знать абсолютно все про Васю, все его истории. Никто никогда не знает абсолютно все даже про самого близкого человека, даже про самого себя.

А.К.: Я бы, пожалуй, заключил, что есть дружба, которая факт биографии, а есть дружба, которая факт литературной биографии. Питерских поэтов Рейна и Наймана Вася знал с незапамятных времен, а вот Андрей Битов порядочно его моложе.

Е.П.: На пять лет — это «порядочно»?

А.К.: Битов стал основоположником и знаменем следующего за ним поколения, постмодернистского. Аксенов писателям этого поколения чужд. Они его, конечно, это… уважают. Но Битов, в отличие от Аксенова, для них — свой. И я скажу тебе почему. Потому что Аксенов все еще романтик, а Битов уже нет.

Е.П.: Драматург Виктор Славкин — старый аксеновский друг, еще со времен «Юности». Но мы забыли еще одну главную дружбу — Белла Ахмадулина, Борис Мессерер. С Беллой и Борей у Васи были особые отношения. Белла рассказывала мне, как она Васю увидела в первый раз совершенно случайно в самолете, когда летела в Ригу. Она мне говорила, что всю жизнь относилась к нему, как к брату. Кстати, Боря с Беллой были свидетелями на свадьбе у Васи и Майи. Помнишь, я тебе рассказывал, как они в Переделкине выставили на улицу около дачи стулья со свадебными подарками — старинные кружева, еще какой-то антиквариат… Прохожие писатели с ужасом на них глядели — свадьба была в разгар «дела “МетрОполя”».