Розмари Салливан - Дочь Сталина
В ресторане Иосиф и Светлана держались за руки, но разговаривать было почти невозможно. Музыка играла слишком громко. Григорий опекал Ольгу и пытался ее развлечь. Илья по-прежнему молчал и держался в стороне. Люда холодно смотрела на всех. Был накрыт роскошный стол — водка, икра, селедка и соленые огурцы.
Ольга вспоминала, что вечер был очень нервозным:
Весь этот огромный длинный стол с сидящими за ним людьми, бесконечно поглощающими водку и закуску и говорящими по-русски. Среди них только один мужчина (Григорий) сидит рядом и говорит со мной. Но он обращается ко мне так, как будто мне шесть лет. А мне тринадцать!
Но он один из немногих, кто здесь говорит на английском. На совершенно ужасном английском! Первый вечер был ужасным, и я подумала: «О, Боже мой, мама собирается воссоединиться с Иосифом! Ну вот и все, со мной покончено».
Светлана ожидала от своего сына потока любви и, казалось, совершенно не была готова к тому, что его реакция может быть более сложной. Она знала, что все эти годы искренне любила своих детей. Но откуда ему было узнать об этом? Иосиф знал только то, что сообщала кремлевская пропаганда. Она была антисоветски настроенной, ненадежной, богатой американкой, которая привезла им греческие безделушки в качестве подарка в честь своего возвращения домой. Нужно было время, чтобы развеять этот миф. Погруженная в свои собственные переживания, Светлана потеряла из виду Ольгу, сидящую среди всех этих незнакомцев. Позже она вспоминала: «Поразительно, как ум подтасовывает факты, предлагает доказательства, когда сердце уже приняло решение».
На следующий день пришел друг Иосифа из Института международных отношений, принес шампанское и цветы и сообщил Светлане, что в полдень придут два чиновника из МИДа, которые помогут ей «начать приспособление к советской жизни». Когда она попыталась расспрашивать о школах для Ольги, он дал понять, что все подобные вопросы следует адресовать именно тем двум официальным лицам. Светлане напомнили, что подобные решения принимаются «наверху», как говорят в Москве. Первым делом следовало восстановить советское гражданство Светланы и отобрать у них с Ольгой американские паспорта.
Вокруг гостиницы уже шныряли папарацци из разных стран. Когда Светлана и Ольга попытались выйти, один из репортеров подскочил к девочке и спросил: «Это вы Ольга Питерс?» Светлана схватила дочь за руку и затащила ее обратно в гостиницу. Только сейчас Ольга начала понимать, кем на самом деле была ее мать.
Первого ноября Верховный совет специальным постановлением восстановил гражданство Светланы Аллилуевой. Второго ноября об этом появилась короткая заметка в «Известиях», а также было объявлено в вечерних новостях:
Советские власти рассмотрели и приняли просьбу возвратившейся в Москву С.И. Аллилуевой о восстановлении советского гражданства и о предоставлении гражданства СССР ее дочери Ольге.
Коммунистической партии не терпелось начать пропагандистскую шумиху по поводу возвращения Светланы. По иронии судьбы в то же самое время еще один советский эмигрант вернулся на Родину посмертно. Останки великого певца Федора Шаляпина, который умер в Париже в 1938 году, были перевезены в Москву и торжественно похоронены на Новодевичьем кладбище, где в укромном уголке все еще стояла статуя матери Светланы Нади, поставленная Сталиным.
«Здесь вход всегда бесплатный; расплачиваешься при выходе», — так когда-то говорил второй муж Светланы, Юрий Жданов. Она знала, что за разрешение вернуться ей придется заплатить и 16 ноября дала семидесятиминутную пресс-конференцию, прошедшую в помещении Комитета советских женщин. На нее были приглашены только строго отобранные советские и иностранные журналисты, а также присутствовали представители Министерства иностранных дел и переводчик. Светлана зачитывала заранее подготовленные сообщения по-русски и иногда поправляла переводчика, который переводил их на английский. Она выглядела скованной и говорила без эмоций, начав с короткого рассказа о своей жизни на Западе. Светлана заявила, что после ее бегства в США в 1967 году она оказалась в руках «юристов, бизнесменов, политиков и издателей, которые превратили имя моего отца, мое имя и мою жизнь в сенсационный товар… Я превратилась в тренированную собачку ЦРУ, и все говорили мне, о чем надо писать, а о чем — нет». Позже Светлана заявляла, что советский переводчик неправильно перевел ее слова. Она сказала: «Они относились ко мне хорошо, поскольку я была для всех любимицей» и даже не упоминала ЦРУ. Возможно, это было попыткой извернуться, ведь то же самое она много раз говорила своим друзьям. Но, возможно, это было и правдой: у нее практически не было выбора, она просто подчинялась требованиям министерства: «Я хотела говорить и отвечать на вопросы. Они хотели, чтобы я говорила об определенных вещах. Они заставили меня написать по-русски текст, который одобрили. Я чувствовала себя очень нелепо. Я просто хотела сказать: «Я вернулась, чтобы быть со своими детьми».
На пресс-конференции Светлана также сказала, что ее книга «Только один год» написана «коллективом авторов», которых она «с иронией поблагодарила» в послесловии. Когда об этом высказывании узнали на Западе, историк Роберт Такер начал настаивать, что книга была полностью написана Аллилуевой и объяснил ее слова так: «Кажется, она хотела бы отделить себя от этой книги», которая была «более антисоветской», чем «Двадцать писем к другу».
Светлана сказала репортерам, что их с дочерью в СССР встретили как библейского блудного сына и что она благодарна за это. Ей задавали много вопросов о причинах ее возвращения, и она объяснила, что, в основном, это были ее личные дела: желание увидеть детей, религиозные убеждения и соображения об образовании Ольги. По правде говоря, она истратила все деньги на содержание Ольги в пансионе и представляла себе, что в СССР, где образование бесплатное, ей удастся найти что-то вроде образцовой школы № 25, где училась она сама. Таким образом, Ольга сможет получить прекрасное образование и в эти жестокие времена обретет новый дом. Светлана закончила свою речь заявлением о том, что это ее последняя пресс-конференция. Тем же вечером отрывки пресс-конференции показали в вечернем выпуске новостей.
Комментарии Светланы по поводу личных мотивов ее возвращения и религиозных убеждений вырезали.
Для Советов возвращение Светланы стало огромной пропагандистской удачей. В стране шли приготовления к помпезному празднованию сороковой годовщины победы СССР над фашистской Германией. Политбюро много времени уделяло реабилитации Сталина как военного гения и великолепного дипломата. По телевизору показывали документальные кадры, запечатлевшие Сталина, обращающегося к войскам на Красной площади в 1941 году, когда войска Гитлера стояли в тридцати километрах от Москвы; одетого в маршальскую форму с Рузвельтом и Черчиллем в Тегеране и Ялте; очаровывающего Трумэна и Клемента Эттли на Потсдамской конференции, где Сталин торговался с союзниками. Вышел художественный фильм по роману Джона Рида «Десять дней, которые потрясли мир», возрождающий образ большевиков, руководящих революцией, как страстных и принципиальных людей. Но за всей этой пропагандой скрывалось слабое правительство. Светлана вернулась в СССР в очень сложный момент. Константин Черненко, генеральный секретарь ЦК КПСС, который сменил Андропова в качестве руководителя страны, был стар и слаб здоровьем. Он редко бывал на публике и умер, пробыв на своем посту меньше года. Партию захватила борьба между «старой гвардией» и сторонниками перемен.
