Валентин Фалин - Без скидок на обстоятельства. Политические воспоминания

– Мне Крючков ничего о таких документах не докладывал, – говорит генеральный секретарь.

Для него тема исчерпана. Тебе ясно дали понять – не лезь не в свои сани. Меня же интересует Горбачев. Для этого следует переговорить с Крючковым.

– Генеральный что, не совсем в курсе насчет катынских документов?

– Каких документов? Наверное, мы недопоняли друг друга.

Вот теперь ясно – председателю КГБ припечатали уста с резолюцией «вскрытию не подлежат». Понадобился «путч», чтобы вся правда вылезла наружу. К этому времени она перекочевала с площади, некогда носившей имя Ф. Дзержинского, в президентский сейф в здании, некогда служившем резиденцией Святейшему синоду.

Надеюсь, я донес до вас мысль: Горбачев умел на разный лад улыбаться, и не только улыбаться. Он совершенствовался в искусстве управлять при помощи слов поведением людей, а из самих слов плести маскировочные сети, в которых прятал намерения. Пока не поиздержался настолько, что остались слова-трели, слова для слов, слова для самоутешения и самообмана.

Не намеревался я заниматься историографией «эпохи Горбачева». О лидере перестройки неизменно высказывался подчеркнуто уважительно и лояльно. Даже когда накопились и укоренились сомнения, выводил его из-под слишком злой критики, как на партконференции в Могилеве, встречах с активом в Одессе и Ленинграде, дискуссиях в московских райкомах. Вопросы и недоумения доверял только коллегам по секретариату, да и то в официальной обстановке, чтобы никто не записал меня в когорту хамелеонов.

И сегодня я далек от желания чернить экс генерального секретаря. Потому я не ставлю Горбачева из 1985–1987 гг. на одну доску с Горбачевым из политического небытия, в которое он впал самое позднее в 1990 г. По той же причине не провожу знака равенства между внешней и внутренней политикой перестройки, а качество каждой из них не склонен оценивать паушально. Исправить случившееся нельзя. Созданная Сталиным система не стоила того, чтобы ее оплакивать. Извлечь уроки ради отведения новых бед от народов, за которые они не в ответе, вот что надобно.

Со всеми оговорками относительно двусмысленности позиции по сталинизму, легковесности в проработке серьезных вопросов (антиалкогольная кампания, решения об индивидуальной трудовой деятельности, кооперации и др.), забеганий в обещаниях надо признать – за первые месяцы, может быть, в первый год новое руководство создало заделы для реформирования общества. Наметился психологический перелом, люди стали стряхивать апатию. Казалось, вот-вот состыкуются воля к обновлению сверху с нежеланием внизу жить по-старому. И тогда, в отличие от прежних заходов на модернизацию системы, предпринимавшихся после смерти Сталина и сразу после смещения Хрущева, пессимисты были бы посрамлены – предпосылки успеха совместились бы.

Обратимся к надежным цифрам. В 1985 г. остановился относительный и абсолютный экономический откат. В 1986 г. национальный доход вырос на 4 процента (против 3,9 плановых), производительность труда – на 4,9 процента (по плану предполагалось 4,1), промышленное производство – на 4,9 процента, или на треть больше, чем в среднем в год в XI пятилетке.

Несмотря на все сохранявшиеся диспропорции, перекосы, неувязки, даже вопреки чернобыльской катастрофе, экономика оживилась. За 1986–1988 гг. национальный доход прибавил на 11,6 процента, объем промышленной продукции – на 13,3 процента, капитального строительства даже на 36 процентов.

Как и почему наметился сдвиг? Перемены в настрое людей я бы выделил особо. Рядом с ним по справедливости надо поставить более эффективное функционирование основных звеньев управления. Само правительство меньше командовало и больше работало, не вытягиваясь в струнку, когда им пытались командовать с политических вышек.

Раз дело пошло, не мешай тем, кто дал ему толчок, закрепить положительную динамику, набрать обороты. Все сразу не получится, это было ясно без экспериментов. Не создано такой экономики, которая одолевала бы структурный кризис с сегодня на завтра и безболезненно. А советская экономика прежде должна была стать сначала экономикой, покончить со всеми видами внеэкономической зависимости и подчиняться законам экономического развития. Я тоже приложил руку к критике затратного характера советского хозяйства и доказательству необходимости всемерного развертывания товарно-денежных отношений, совершенствования механизма рынка. В 1987 г. соответствующее решение было даже одобрено пленумом ЦК.

У западных наблюдателей своих забот полон рот. Проблематика советской экономики смотрелась, как правило, при свете из своего окошка. А то подметили бы некое совпадение. В 1965–1966 гг. А. Н. Косыгин круто взялся за ремонт хозяйства, и наметились подвижки. Если так дальше пойдет, примут Косыгина за благодетеля. Но при тогда принятой системе власти благодетелем мог быть лишь генеральный секретарь. В идеальном варианте без сотоварищей.

В епархии Н. И. Рыжкова случились перемены к лучшему, причем в концепции поэтапной перестройки экономики профилирующим был почерк команды главы правительства. У успеха – как же иначе! – должно быть несколько отцов. Со временем приемный отец выдвигается в главные, не смущаясь тем, что говорил с ребенком на разном наречии.

Из всех сфер деятельности, к которым прикасался М. С. Горбачев, наиболее беспомощным он проявил себя именно в области экономики. Здесь у него было больше всего очевидных метаний и провалов, выданных и неоплаченных векселей. Заведомо несостоятельной и самой дорогой по издержкам являлась линия на переиначивание экономики неэкономическими методами. Все программы «500 дней», придуманные для ублажения неискушенного слуха, – они отсюда.

Я не хочу и не могу утверждать, что деятельность правительства Н. И. Рыжкова заслуживает сплошь или даже преимущественно положительных оценок. На мой взгляд, закон «Об управлении государственными предприятиями», введенный в силу 1 января 1988 г., в отрыве от других реформ усугубил напряженность в хозяйстве и спровоцировал расстройство финансовой системы. «Демократизация на рабочем месте» с ее выборностью менеджеров, аннулированием взаимозависимости между заработной платой и производительностью труда, с неустраненным монополизмом производителя породила стихию рынка в отсутствие рынка.

Или «реформа» СЭВа, чтобы не утомлять ваше внимание излишним числом иллюстраций. Да, крайне несовершенной была система взаимных расчетов в этой организации. Неэквивалентность цен на сырье, энергоносители и готовые изделия обходилась Советскому Союзу в 80-х гг. в среднем по 6–8 миллиардов долларов потерь в год. Но волевой, одномоментный перевод взаимных платежей на свободно-конвертируемую валюту – в ее отсутствие – тоже не был выходом из положения. Международный отдел ЦК пытался пригласить взвесить издержки, а не одни приобретения. Желающих прислушаться не сыскалось.