Другая сторона светила: Необычная любовь выдающихся людей. Российское созвездие - Лев Самуилович Клейн
Остается предположить две вещи. Во-первых, исключительное поклонение личности, роли и заслугам Сергея Павловича, которые поражали воображение юных неофитов во вратах искусства. Это видно по воспоминаниям всех его любовников, от которых такие воспоминания остались — Нижинского, Мясина, Кохно, Долина, Лифаря, Маркевича. Лишь у Нижинского в отрицательных отзывах, обязанных своим возникновением ссоре, проглядывает разочарование в личности Дягилева не только от обнаружения коварства и тщеславия, но и от разоблачительных открытий фальсифицированного внешнего образа: крашеные волосы, два искусственных зуба, нарисованная седая прядь. Для остальных образ сохранялся благородным и обаятельным. Восхищение, граничившее с влюбленностью, создавало основу для принятия также и плотской любви.
Во-вторых, в среде искусства жило преклонение перед античностью, в которой сократическая, платоническая, греческая любовь процветала. Сознание этого пригашало в этой среде доминирующую в современном обществе гомофобию, ослабляло страх перед известными гомосексуалами и вызывало у юных, горячих и предприимчивых искушение разок приобщиться, попробовать запретный плод, испытать. Тем более если это несет с собой и дополнительные блага. А далее уже от меры внутреннего противодействия (или, наоборот, склонности) зависело, продолжать ли возникшие отношения или оборвать. В первом случае (и если понравилось Дягилеву) это нашло свое отражение в истории и в данной биографии, во втором — кануло в Лету.
Таким образом, любовные победы Дягилева, поразительные, если учесть молодость, красоту и талант его любовников, сопряжены с его творческими успехами, с гигантским размахом предпринятой им кристаллизации явлений искусства.
Нижинский попытался обойтись без Дягилева — и потерпел фиаско. Он убедился, что Дягилев был необходим ему — как наставник, советчик, спонсор и организатор. Остальные признавали это всегда. Но Нижинский был не одинок в своей попытке принизить Дягилева.
Был и аналогичный эпизод с другим участником Русских сезонов в Париже, композитором Скрябиным в 1907 г. Ему тогда не досталось контрамарок на концерты, и он предъявил Дягилеву претензию — почему тот не позаботился. Дягилев очень возмутился и ответил, что он не обязан, не подрядился обеспечивать контрамарками и билетами каждого в труппе. Не хворы и сами приобрести. На что Скрябин заявил: «Да как Вы смеете обращаться со мной подобным образом! Позвольте мне напомнить Вам, что я-то избранный представитель самого искусства, а вот Вы, Вам пре доставлена возможность баловаться на его окраине…. Но по мне, таким людям, как Вы, трудно обнаружить резон своего существования!» Дягилев на миг потерял дар речи, а потом только и смог произнести: «Подумать только, что Вы, Александр Николаевич, такое…» (Haskell 1935: 152–53).
В Испании Дягилев близко общался с королем Альфонсом. Тот как-то спросил его: что же он сам делает в труппе — ведь он не дирижирует, не танцует, не играет на рояле. Дягилев ответил: «Ваше Величество, я — как вы. Я не делаю ничего, но я необходим» (Buckle 1979: 313).
Гений и безумие: Вацлав Нижинский
1. Дневник сумасшедшего
За мировую славу всегда приходится платить, и нередко эта плата бывает непомерно дорогой. Звездный период, когда блистательный Нижинский покорял своим танцем лучшие сцены мира, продолжался у него всего 10 лет — с 18-летнего до 27-летнего возраста. Предшествующие 10 лет своей жизни (из первых 18) Нижинский готовился к этому восхождению, а когда звездный период оборвался, великий танцовщик впал в безумие и жил в этом состоянии еще 33 года, отделенный от своей громкой, частью скандальной славы и совершенно неприметный. Всем известно, что в свое звездное время он был любовником Дягилева, и все жалеют юношу — пришлось испытать унижение, хотя признают, что Дягилев приложил немалые усилия, энергию и уникальные способности, чтобы огранить талант Нижинского и вывести его на дорогу мировой славы. Возможно, этого бы не было без их необычной и зазорной любви, так что Дягилеву молчаливо прощают его порок и его проступок: ну, совратил юного артиста, но и поднял его к вершинам искусства.
Зато юной венгерской красавице Ромоле фон Пульски, влюбившейся в молодого танцовщика и похитившей его у Дягилева, многие сочувствуют: она-то разрушила их порочную связь ради настоящей любви, вышла замуж за Вацлава Нижинского, воевала за него против своих собственных родителей, родила ему детей и была ему преданной и заботливой женой. Более того, именно на нее выпала ужасная доля жить десятки лет рядом с безумцем, поскольку очень скоро после их свадьбы Нижинский начал уходить в безумие, стал несносен и опасен. За что ей досталась такая беда? Ромола с честью несла свою тяжкую ношу (Nijinsky Т. 1991).
Другие говорят, что Ромола сама во многом виновата, что беда была в значительной степени создана ее собственными руками. Они обвиняют Ромолу в бесцеремонной погоне за славой и богатым мужем (она была знатного рода, но бесприданница). Обвиняют в том, что она бездумно разрушила те связи, на которых держалось искусство Вацлава и без которых он оказался бессилен. Она заставила его самого возглавить труппу, к чему у него не было ни сил, ни способностей, и непосильные напряжения психически сломили его. А Ромола еще и поддерживала его зарождавшуюся манию преследования, убеждая его в том, что вокруг враги, тайные заговоры и подвохи, исходящие от Дягилева. Когда одумалась, было уже поздно. Так что ей сочувствуют — и не прощают (Лифарь 1993, 1994).
Она трогательно и подвижнически заботилась о нем, сошедшем с ума, кормила и поила, возила его по курортам и святым местам, по врачам и божьим целителям, добывала средства, а добыть их одинокой женщине без профессии было крайне нелегко. Одним из способов добыть деньги была публикация биографических очерков о знаменитом муже (Nijinsky R. 1937; 1952: русск. перев. Нижинская 1996). Но это средство было исчерпано, и Ромола решилась опубликовать Дневник Вацлава (Nijinsky V. 1936/37), который тот стал писать, когда безумие стало охватывать его. Это уникальный документ, захватывающе интересный и важный для психиатров и психологов, даже если бы автором не был великий артист. Но Ромола внесла в Дневник целый ряд изменений, чтобы сделать его приличнее, не столь унизительным для
