Андрей Венков - Атаман Войска Донского Платов

Степан Алексеевич особо не отчаивался, знал, на что шел. И деньги в надежном месте.

Всю жизнь Степан Кисляков с батюшки своего, Алексея Ивановича, пример брал. А батюшка — с благодетеля Матвея Ивановича. Видел Степка, как батюшка, приставленный к строительству Новочеркасска, не столько город строил, сколько платовские и свои дела устраивал. Продавала майорша Мартынова подполковнику Грекову поселок на реке Калитве и шестьдесят три души крестьянские за семь тысяч рублей государственными ассигнациями, батюшка от ее имени купчую совершал. Запали тогда Степке в душу те семь тысяч — целый поселок и шестьдесят три души!..

В карьере военной с места в карьер Степка рванул. В 14 лет в офицеры Атаманского полка вышел. Платов его там долго держать не стал (зачем казаков дразнить?) и отправил служить по-настоящему.

В 1815 году с полком Каршина 4-го отправился Степан в Волынскую губернию, а из нее, по переменившимся обстоятельствам, по особому повелению начальства, — в новоприобретенную Финляндию.

Каршин болел, полком командовал батюшкин знакомец есаул Семенченков из Средней станицы, вписал он в кондуит[203] Степану, что по службе он хорош, способности ума хорошие, пьянству и игре не предан, в хозяйстве хорош. Одно настораживало, два с половиной года у причастия не был. Батюшка ему запретил жениться рано: «Погоди, в чины выйдешь, мы с тобой такую кралю отхватим!»

Пил батюшка с Платовым горчишную водку, озирая покои атаманские, и не ведал тогда предела возможностям и желаниям своим. Но в 18-м году Матвей Иванович умер. Степан с полком как раз из Финляндии вернулся.

Открылось, кстати сказать, после смерти атамановой, что задолжал он казне войсковой ни много ни мало 800 тысяч рублей серебром. Это не Степкины шесть тысяч!

Многие радовались, что Матвей Иванович умер. Все припомнили: и взяточник он был, и матерщинник, и пьяница. И вскормленников платовских зажимать стали. В беспрерывных войнах несколько сот простых казаков в офицеры, в войсковое дворянство выбились. Нашлось теперь кого окорачивать!

Для Кисляковых поначалу шло все по-прежнему. При Денисове да при Иловайском Алексее Васильевиче только и пожили. Вернувшись из Финляндии, пристроился Степан при новочеркасской полиции квартальным надзирателем 1-й, а затем 2-й части. Войсковой атаман Денисов 6-й отесывал молодежь донскую. Рекомендовал учиться читать и писать, где только возможно: на квартирах, в походе… Должен был донской офицер знать Священную, всемирную и в особенности отечественную историю, знать, как вести себя в обществе: ногу на ногу не закладывать, быть веселым без дерзости, не вздыхать, дабы и других не приводить в уныние, рта не разевать…

Блистал Степан в новом городе. Был он хват во всем: воевал лихо, загребал смело. Одна беда — после смерти батюшкина благодетеля чины не шли, десять лет в хорунжих просидел. Догадался Степан — при приезде Государя в Таганрог проявил рвение, порядки наводил… Заметили. В двадцать семь лет, прямо перед кончиной Государя Императора, получил Степан Кисляков есаульский чин, и прямая ему дорога открывалась в полковники, а там… кто знает… Но спохватился Иловайский, разогнал теплую компанию. Полицмейстера Павла Хрещатицкого (что ныне в 1-м Военном округе окружным атаманом) под суд отдал, где того почти шесть лет безрезультатно преследовали за привлечение на собственные работы и увольнение от службы домой за взятки казаков. Подручных Хрещатицкого — Степана Кислякова и двух ребят Балабиных также из полиции вышибли. Не беда. В тот же год, под зиму, ушел Степан с полком старинного знакомца своего Семенченкова в ненавистную казакам, трижды клятую Грузию. Проявил себя. Отмечал полковой командир, что есаул Кисляков по службе исправен, ума хорошего, пьянству, игре не предан, в хозяйстве хорош. Покидая полк по болезни, оставил Семенченков вместо себя Степана, и тот, временно командуя полком, хапнул сколько мог и расслабился. Отмечал новый командир полка, Шурупов, что при всех прекрасных качествах Кисляков «по службе ленив», «по службе весьма слаб»… А тот посмеивался: «Служи — не служи…» Вон батюшка — умнейший человек. Наворовал еще при Платове и ушел в отставку есаулом. Ныне — смотритель войсковых лесов: Ботанического и прочих. А чем я хуже? Но человек предполагает, а Бог располагает. В мрачные кутейниковские времена коснулись и Кислякова ужесточения. Первым попал под горячую руку Васька Кисляков, известный как «Кисляков 3-й», — не аттестован «по тупости ума». Потом поволокли Петра Кислякова за грехи молодости. Ходит он теперь разжалованный, доказывает, что детей нарожал в офицерском чине, хочет их в дворянское достоинство ввести. Сына Андрея, родившегося якобы в крепости Кубе (8 ноября 1820 года) и крещенного в Троицкой военной церкви, считали бы дворянином. Но в метриках Троицкого полка и Троицкой церкви оный не значится, да и как он будет значиться, если по возвращении из Кубы в 1822 году записана в послужной список Петру Кислякову одна лишь дочь?..

И про Степана не забыли, припомнили службу в полиции. По предложению наказного атамана и кавалера Кутейникова завели на молодого есаула дело. С 13 декабря 1828 года состоял он под следствием в Войсковой Канцелярии «за употребление якобы в собственные работы казаков и увольнение их в дома по бытности его при Войске в должности» (не знали судьи, что подследственный их уже другим грешен), но, по решению Войсковой Канцелярии, освобожден был от суда без всякого взыскания. Закусил тогда удила Кисляков, а надо бы остеречься. Да и то подумать: на кой есаулов полками командовать ставят, если не для кормления?

В начале 33-го года вернулся он из Грузии, состоял по старшинству в производстве[204] первым, еще через два с половиной года отбыл на службу с полком Кононова на Кубань. Кононов Михаил Васильевич добрейшей души был человек, сам из скородумовских[205]. Познакомились они с Кисляковым в Атаманском полку, куда Кононова мальчишкой в 14-м году вписали. Потом вместе в полиции служили. Миновав счастливо перебор в полиции, ушел Кононов на Кавказ, а с началом очередной турецкой войны отличился, воевал в одном полку с Василием Кисляковым, за Журжу получил орден, под Шумлой бил турецкую кавалерию так, что «перья с нее летели», но и турки влепили ему в поясницу с раздроблением костей.

Но не только служение Марсу было уделом донских казаков. Начитавшись, по рекомендации Денисова, сентиментальных романов, ударились донцы в «амуры». Рассказывали в войсках, на линии стоящих, о том, как сотник Иван Бударщиков по страстной любви самовольно женился на вдове умершего унтер-офицера Глухова, Вассе Ивановне, за что, по предложению генерала Эмануэля, был арестован на месяц, а через год оный сотник от нанесенных самим себе в живот кинжалом ран помер. И Кононова, хотя и раненного, совершенно преступная страсть повлекла по пути галантных похождений. Перед тем как полк получить, женился он, если послужному списку верить, «по жалобе об обольщении» (то есть был вынужден это сделать по причине жалобы той, кого «обольстил». — Прим. ред.), но меньше чем за полгода развелся, так как жена его молодая упорхнула в Бухарест — сщеплять[206] — и на вызовы супруга не откликалась. То-то Степан Алексеевич потешался…