Илья Вагман - 50 знаменитых террористов

Весной 1872 года Филипповы отправились в Цюрих. Вместе с ними поехала и Лидия Фигнер, сестра Веры Николаевны. Мечта сбылась – Вера стала студенткой университета.

Швейцария в начале 70-х годов XIX в. была крупнейшим центром русской революционной эмиграции. Цюрих наравне с Женевой привлекал студенческую молодежь России как «некоторый умственный революционный центр, которого не хотел миновать ни один русский интеллигент, попавший за границу». Причем постоянно увеличивалось число женщин, приехавших учиться в Цюрихский университет из России: в 1872 году их было всего 61, а в следующем году – уже 103. Женщины, в основном, поступали на медицинский факультет, считая профессию медика наиболее необходимой народу.

В университете была благодатная среда для развития революционных идей, здесь царила свобода слова, собраний, сходок. Среди студенческой молодежи возникли две соперничающие фракции – бакунистов и лавристов, каждая из которых стремилась расширить свои ряды. Обе фракции вели активную деятельность – устраивали лекции и диспуты, создавали кружки. В один из таких кружков попала и Вера Фигнер. Софья Бардина, вместе с которой Вера училась в университете, пригласила ее на учредительное собрание женского «ферейна», куда студентки приходили, чтобы научиться «логически говорить». Они рассуждали о социальной революции и судьбах мира, поднимали «женский вопрос», изучали «Положение рабочего класса в России» Берви-Флеровского, читали Прудона, Луи Блана, Бакунина.

«Ферейн» продержался недолго. Через несколько недель на смену ему пришел кружок «фричей», получивший свое название по имени хозяйки дома, в котором жили студентки. В его состав входило 12 женщин во главе с Бардиной, среди них Варя Александрова, Ольга и Вера Любатович, три сестры Субботины, Лидия и Вера Фигнер. Своей главной задачей они видели изучение социалистических идей, политэкономии, истории народных движений на Западе. Петр Лавров, заметивший Веру, писал о том, что «она часто присутствовала», хотя «ничто еще не позволяло предвидеть одну из самых крупных будущих деятельниц русского революционного движения».

Фигнер, с самого начала активно взявшаяся за учебу, не забросила свои занятия и теперь. В отличие от многих других, считавших, что знания для революционера – только обуза, она была уверена, что любые знания нужны, поскольку могут пригодиться для «большого дела». Она старалась не пропускать лекции и практические занятия по анатомии, зоологии, физиологии, но вместе с тем посещала «фричей», ходила на журфиксы к П. Л. Лаврову, вместе с подругами набирала в типографии первый номер журнала «Вперед!».

Деятельность, которую развернули студенты в Цюрихе, беспокоила царское правительство. В России в 1873 году даже была учреждена Особая комиссия для обсуждения путей пресечения отъезда русских женщин в Цюрихский университет, поскольку это «явление не случайное, одиночное или местное, а результат движения, распространенного во всей России, в среде всех сословий». В докладе, предоставленном Александру II комиссией, говорилось о том, что Цюрихский университет является средоточием заграничной революционной пропаганды, и студентки оказываются вовлеченными в нее.

В «Правительственном вестнике» от 21 мая 1873 года было опубликовано обращение к русским студенткам с требованием до 1 января следующего года покинуть Цюрихский университет. Кроме обвинения в «живом участии в преступной пропаганде» студентки университета объявлялись женщинами «вольных нравов», поскольку «увлекаются коммунистическими теориями свободной любви и под покровом фиктивного брака доводят забвение основных начал нравственности и женского целомудрия до крайних пределов».

Студентки были возмущены. Вера Фигнер вспоминала: «Впечатление от этого распоряжения было удручающее, цель, ради которой мы приехали в Цюрих и ради которой было сделано столько усилий, отнималась. планы общественной деятельности разрушались. Мало того, правительственное сообщение не останавливалось перед грязной клеветой и во всеуслышанье объявляло, что под видом науки студентки занимаются свободной любовью и применяют свои медицинские познания к истреблению последствий этой любви. Мы, учившиеся в Цюрихе, более всего были оскорблены этим обвинением…»

В защиту русских студенток выступил Ученый совет Цюрихского университета, но все же девушкам пришлось покинуть стены учебного заведения. Почти все они вернулись в Россию. Вера Фигнер решила продолжать обучение в Берне. В это время произошел ее разрыв с мужем. Алексей Филиппов примкнул к консерваторам и вскоре возвратился в Россию. Вера, переехавшая в Берн, оказалась в одиночестве. Здесь русские студентки вели себя осторожнее, боясь повторения случившегося, и жили по принципу: «Пусть революция остается в шкапах, в Цюрихе, из которого мы из-за нее изгнаны».

Вскоре перед Верой Фигнер встал выбор – закончить образование, к которому она стремилась столь сильно, или вернуться в Россию, куда ее звали друзья, основавшие «Всероссийскую социально-революционную организацию». В этот год начались аресты, и понадобились новые силы для продолжения революционной борьбы. Но до получения диплома оставалось всего полгода. Вера Николаевна делает свой выбор – она возвращается. Она признается: «Я сказала бы ложь, если бы не упомянула о той борьбе, которую мне пришлось испытать, прежде чем решиться на этот шаг… Ведь столько лет с такой энергией, постоянством и самодисциплиной я преследовала одну, совершенно определенную цель! И теперь, не кончив курса, не достигнув цели, отступить… бросить! Мне было стыдно бросить… Стыдно перед собой и перед другими. Какими глазами посмотрят на меня все те родные и знакомые, которые сочувствовали мне, ободряли меня и провожали в Цюрих с пожеланиями успехов на общественном поприще, новом тогда для женщин?»

В 1875 году за революционную пропаганду была арестована Лидия Фигнер. В декабре того же года Вера Фигнер возвратилась в Петербург. Она приняла непосредственное участие в работе народнической организация «Земля и воля». Вместе со своими товарищами в декабре 1876 года вышла, на улицы города на первую в истории России политическую демонстрацию. Затем вместе с сестрой Евгенией она уходит «в народ». Сдав экзамены на звание фельдшерицы и акушерки, она отправилась в село Студенцы Самарского уезда, где лечила крестьян и попутно вела революционную пропаганду. Спустя три месяца деятельность пришлось свернуть – сестрами заинтересовалась полиция. Вторая попытка оказалась более удачной. Сестры целый год жили в селе Вязьмине Петровского уезда Саратовской губернии. Уже за первый месяц они в своем фельдшерском пункте приняли 800 больных, а в течение 10 месяцев – пять тысяч. Здесь же сестры открыли первую и единственную на три волости школу для крестьянских детей, которую посещали и взрослые крестьяне из соседних сел и деревень, чтобы овладеть грамотой и арифметикой. А по вечерам организовывали «громкие читки» книг, обычно у кого-нибудь из местных крестьян дома. Читали Некрасова, Лермонтова, Салтыкова-Щедрина. «Сестрички», как их ласково называли, быстро стали весьма популярны среди жителей, чему в немалой степени способствовала скромная жизнь, которую они вели. Просветительская деятельность двух женщин не пришлась по вкусу местным властям, за сестрами Фигнер была установлена слежка, началось дознание. Несмотря на то что ничего крамольного не выяснилось, школу закрыли на том основании, что она существует без разрешения учительского совета. Местному начальству не нравились эти люди, которые «прикидываются, будто за мужика стоят, а на деле бунт хотят сделать», поэтому надо их «живой рукой в острог и на виселицу». Сестры вынуждены были уехать и даже перейти на нелегальное положение. Впоследствии, на «процессе 14-ти» Вера Фигнер призналась, что их деятельность «на благо народа» нигде, кроме России, не подверглась бы преследованию. «Не легкомысленное отношение, а горькая необходимость заставила меня вступить на другой путь…»