М.-А. Лекуре - Рубенс

Карл I.

Слегка «возгордившийся» Рубенс дает Оливаресу советы, как следует вести себя с Францией в связи с бегством Марии Медичи и подготовкой восстания герцогом Орлеанским.

Ваше Высокопревосходительство!

Пусть Ваше Превосходительство не удивляет, что я все еще нахожусь здесь. Причиной тому неудовлетворение достигнутыми на настоящий момент результатами моей миссии, которых надеялись достичь как светлейшая инфанта, так и я сам. К тому же открылись некоторые новые обстоятельства, которые возможно употребить на службу Его Величеству, так что я осмелился даже обратиться прямо к аббату Скалье с вопросом, не следует ли мне отказаться от поездки в Англию, куда только что направился г-н Неколальде, хотя вестей о прибытии к этому двору г-на аббата мы еще не получили. Спешу уверить Ваше Превосходительство, что я по-прежнему готов превыше всего ставить покорное исполнение воли Вашего Превосходительства, и если задерживаюсь здесь, то единственно с целью как можно лучше выполнить приказ светлейшей инфанты и сеньора маркиза Айтоны.

Наиболее важные новости явились из Франции — королева-мать прибыла сюда, чтобы броситься в объятья Ее Высочества. Ее принудили к этому шагу происки кардинала Ришелье, напрочь забывшего, что всем обязан ей, что она буквально вытащила его из грязи и дала ему то высокое положение, какое он теперь занимает, и направившего против нее всю мощь своей неблагодарности. Если бы еще речь шла лишь об интересах конкретного частного лица, у меня, быть может, еще оставались бы сомнения относительно того, что следует предпринять, но, сознавая, что государственная деятельность великих мира сего неразрывна с добрым именем последних, я полагаю, что сложилась ситуация, лучше которой нам нечего и желать: мать и теща стольких королей с доверчивостью отдается во власть Его Католического Величества, делаясь заложницей собственного сына, по всей видимости бежавшего из королевства, прямым наследником которого он является сразу после брата.

Нет никаких сомнений, что перед нами зримый пример того, каким злом может обернуться фаворит, движимый более личным тщеславием, нежели соображениями общественного блага или верностью своему королю; пример того, как добрый, но введенный в заблуждение властитель может дойти до измены обязательствам перед собственной матерью, обязательствам, диктуемым природой и кровью. И, напротив, подобно тому, как любая вещь проявляется ярче на фоне своей противоположности, весь мир видит в особе Вашего Превосходительства пример того, какой поддержкой и опорой может стать для монархии, к примеру нашей, разумный, достойный и осмотрительный сановник, не стремящийся к иной славе, кроме истинной славы и величия своего повелителя-короля. Этот пример воссияет еще ярче, ежели Ваше Превосходительство пожелает воспользоваться случаем, который посылает нам сам Господь Бог.

Если мне будет благосклонно позволено высказать свое мнение, то я осмелюсь предположить, что, чем дальше Ваше Превосходительство отдалится от любых сделок и сношений с кардиналом Ришелье, тем вернее ему удастся избегнуть гнусной зависти, которая терзает последнего в отношении всех приближенных к царственным особам лиц, тем более укрепится и без того хорошо известная в мире репутация Вашего Превосходительства, достигшего блестящих успехов в управлении государственными делами.

Я мог бы отнестись с недоверием к сведениям, сообщаемым врагами кардинала, если бы из опыта английских переговоров не вынес убеждения, что своим вероломством он превосходит кого бы то ни было. Хуже этого в государственных делах, как мне представляется, нет ничего, потому что любые отношения между людьми должны строиться прежде всего на основе доверия. Именно это и стало главной причиной бегства королевы-матери, и способов примирения ни у нее, ни у Месье, похоже, не осталось. Сама королева-мать лично говорила мне, что, пока по земле ступает кардинал, она ни за что не помирится со своим сыном-королем, потому что глубоко убеждена, что, поверив ему, она безвозвратно погибнет.

Никогда, и о том ведомо Вашему Превосходительству, я не призывал к войне, напротив, всегда в меру своих сил стремился способствовать установлению мира, и если бы мне казалось, что королева-мать и Месье намереваются вызвать раскол между двумя державами, я ни за что не стал бы вмешиваться в это дело. Они, однако, в один голос уверяют меня, что вовсе не преследуют подобной цели, а потому я не испытываю ни малейших сомнений, тем более что мотив их поступков совершенно ясен: если бы они открыто воспользовались силой испанского оружия в своей борьбе против кардинала, прикрывающегося мантией и покровительством короля Французского, они мгновенно утратили бы всякую привлекательность в глазах французов, что неминуемо означало бы полный крах всех их замыслов; мало того, наследование французской короны стало бы для Месье почти невозможным, тем более что он менее всего стремится к этому, пока жив его брат, а всего лишь пытается найти защиту от кардинала, а к оружию вынужден прибегнуть исключительно под давлением обстоятельств, ибо никакое мирное соглашение не может гарантировать ему самому и его матери сохранение жизни.

Судя по всему, сторонников у них набирается немало, каковые представлены тремя партиями. Известно, что здоровье короля французского не слишком прочно, а потому многие поглядывают в направлении восходящего солнца, и каждый желает заручиться благосклонностью Месье. Я мог бы сделать Вашему Превосходительству подробнейший отчет об этом, так как маркиз Айтона прежде дал мне поручение детально разузнать все об этом деле. Правда, довольствоваться приходится устными заявлениями, ибо нельзя ожидать письменных свидетельств, когда речь идет о тайных планах. Планы же эти весьма обширны, во всяком случае, относительно Месье, не говоря уже о том, что королева за тридцать лет успела облагодетельствовать бессчетное число аристократов и дворян, составляющих самую соль Французского королевства. Главным же доводом в их пользу остается растущая день ото дня ненависть к кардиналу, который, бросая в тюрьмы одних, принуждая к высылке других, лишая имущества третьих, успел настроить против себя слишком многих. Дело, таким образом, за малым: Месье следует поднять свой флаг и открыть кампанию. Тогда его сторонники смогут сбросить маску и собраться воедино, ведь, пока партия не сформирована, ни один из них не рискует выступать открыто.

Они уверяют меня, что наладили связи с правителями укрепленных городов, в частности с герцогом Буйонским, который готов принять людей Месье в Седане и оказать ему поддержку против короля Франции. Губернатор Пуату граф Ларошфуко, по словам его родного брата, маркиза Эстиссака, находящегося здесь, ручается за всю свою провинцию. Они также говорят, что губернатор Кале, чей отважный брат, командор Валансей, в течение некоторого времени находится в Брюсселе, сам предлагает помощь Месье; тот же прием, по их словам, ожидает его в Реймсе и остальных городах Пикардии. Они также сговорились с герцогами Гизом и Эпероном и некоторыми другими могущественными сеньорами, не говоря уже о том, что привлекли на свою сторону многих полковых командиров и капитанов королевской гвардии, которые дали обещание в решающую минуту переметнуться к восставшим. К Месье уже примкнула часть дворянства, например, г-н де Линьер, граф Фейяд, маркиз Ферте, г-н де Кодрей-Монпансье, г-н дю Руа, брат герцога Буйонского, г-н де ла Ферте. Нет нужды упоминать герцога Эльбефа или Бельгарда, маркиза Буасси, его сына и еще многих других, которые уже собирают войска, как это всегда происходит во Франции во времена гражданской войны. Герцог Буйонский обещает поставить 4 тысячи пешего войска и 1500 конного, некий иноземный принц готов выставить такое же число пехоты и 500 всадников, г-н Вотвиль, швейцарец, дает 4 тысячи, еще один пожелавший остаться неизвестным господин — 3 тысячи пешего войска и 500 конного; помимо этого, огромное число представителей французского дворянства заявляют, что готовы выступить в поход на стороне Месье. Однако все эти планы рассеются, как дым, если Месье не удастся найти денег на содержание войска. Как сказал мне маркиз Вьевиль, человек, особо приближенный к королеве, если мы упустим момент и позволим остыть закипающей французской ярости, то кардинал предпримет свои шаги, и все замыслы рухнут, ведь душой этого дела являются его скрытность и быстрота. Если же все провалится, то друзья Месье и королевы вместо благодарности за свою отвагу понесут жестокое наказание, и им придется своей кровью, жизнью и имуществом платить за чужие ошибки. Что же касается самого Месье, то, если он в самом начале своего пути не получит от нас необходимой поддержки, он навсегда утратит перед лицом своего народа всякий кредит доверия.