Иван Гребенюк - На далеких рубежах

-- Не туркеня, а туркменка, -- снова поправил отца Байрачный, готовый пуститься в пляс на радостях. -- И вообще, при чем тут национальность?

-- Винюсь тебе, дочка, что так назвал. Стар больно. Все путаю. Гриць у меня младший, а вот женился... А мать совсем сдает. То, бывало, с весны, как пригреет солнышко, так ее с огорода не докличешься, все копается. А этим летом что-то прихварывать стала. Силушки нет, яблока и того сорвать не может. Собрались бы к нам проведать старуху, а то помрет, невестку так и не увидит. А, Грицько? А ты что скажешь, дочка?

-- Мне давно хочется поехать на Полтавщину. Гриша говорит, что там чудесно -- Ворскла течет, луга цветут. Только не пускают его. Все некогда. Днем и ночью полеты, полеты..

-- Попрошу отпуск у командира, батя. Может, вместе и поедем. Я уже думал об этом, да боялся, а вдруг жена моя вам не понравится? Этого я очень боялся. Потому и думал долго.

-- Гм, -- ухмыльнулся старик. -- Глупый ты, Грицько! Думаешь, как я уже стар, так ничего и на разумею?

Биби смутилась. Помогла отцу снять сапоги и подала домашние шлепанцы. Потом, достав чистое полотенце, повела тестя на кухню умываться. Умывшись, Гордей Захарович причесался перед зеркалом, разгладил усы и наклонился над узлами. Вытащил окорок домашнего копчения, колбасу, залитую смальцем, и четыре бутылки, заткнутые кукурузными початками и залепленные воском.

-- Самогонка?

-- Свой первачок.

-- Запрещается ведь гнать.

-- А я так, чтоб никто не знал. За хатой в вишняке, и ни синь пороху.

-- Давайте спрячем, а то обещал зайти к нам замполит.

-- А он что, участковый у вас? Акт составит?

-- Совестно, батя! Отец офицера, секретаря комсомольского комитета -- и вдруг самогонщик.

-- А это не вашего ума дело. Из своего сахара гнал, два мешка заработал в колхозе.

-- Ну вот: сахар переводите!

-- Говорю, не твоего ума дело! -- сердито повторил Гордей Захарович. -И не ворованный сахар. Ступай и кличь в гости своего командира. Аль, может, он у вас такой, что нос задирает?

-- Нет, он не такой. Но водки, а тем более самогонки не пьет.

-- Болтай!

-- Правду говорю.

-- Печенка больная?

-- Нет. Просто не пьет. У нас так: либо летай, либо пей. Одно с другим не сочетается.

-- И ты не пьешь?

-- Нет.

-- Это хорошо, сынок, что не пьете, -- переменил тон старик. -- Пьяный силе своей не хозяин. Правильно поступаешь. Запомни: пьяного речи -трезвого мысли. Выпьешь на копейку, а наболтаешь на рубль... А при твоей работе... молчок! Это я понимаю. Да, горилка до добра не доведет. Помнишь дядю своего Марка? Ну, того, что служил на заводе на винокуренном? Так вот, было дело -- дорвался до бочки, как вол до воды, -- и уже не поднялся. Так и сгорел, горемычный. Люди бают, видели, как дымок сизый вылетал со рта.

-- А для чего ж вы гнали, да еще сюда привезли?

-- Как это для чего? -- искренне удивился Горедй Захарович. -- Свадьбу справим, как водится среди добрых людей. Покличешь еще Скибу Петра. Письмо ему передал старый Скиба. Вместе думали ехать, да он комбайнером в колхозе... Не ослобонил председатель.

Опорожнив узлы, Гордей захарович кликнул невестку, велел ее все убрать на кухню, а сам сел на стул и посадил рядом сына.

-- Ну, сказывай, сынок, что оно тут и как. На реактивном летаешь?

-- Теперь все самолеты-истребители реактивные.

-- И у американцев тоже?

-- Тоже.

Гордей Захарович ближе пододвинулся со своим стулом к сыну, спросил шепотом:

-- А скажи, Грицько, начистоту: у кого лучше самолеты -- у нас или у американцев? Про ракеты -- известно, наши лучше; наши взлетают, а ихние в море падают. А вот как с самолетами, а?

-- У американцев тоже авиация сильная, но таких самолетов, как наши, у них еще нет.

-- Ага, стало быть, и по самолетам мы их обскакали?

-- Обязательно.

-- Это хорошо, матери его ковинька! -- бравым жестом подкрутил усы Гордей Захарович и снова понизил голос: -- А вот, это недавно, перед тем, как весне быть, газеты писали -- я, правда, сам не читал, -- что наши обстреляли самолет американов, -- тот залетел на нашу территорию. Скажи, это как же прикажешь понимать? Мы с кумом думали-гадали, да и решение вынесли такое: коль американ тот домой не воротился, стало быть, наши его и порешили.

-- Правильно. Было такое дело. Замполит одного сбил, а двух -- командир звена капитан Телюков.

-- И они таки вправду заблудили, американы, или, может, случилось так, как с нашим соседом когда-то: пустил он своих овец на наш выгон, а когда мы загнали их к себе в кошару, сосед взмолился: "Так и так, бедные овечки заблудились, верните!"

Байрачный рассмеялся:

-- Конечно же дело не вэтом. Враки это все. Ведь мы же ни разу не заблудились.

-- Я тоже думаю -- враки. Ну, а ты, Грицько, никого еще не сбил?

-- Пока нет.

Биби тем временем хлопотала на кухне -- готовила обед. Пошептавшись с женой, Грицько пошел к Телюкову, попросил у него "Волгу" и съездил в Каменку. Вернувшись с покупками, он застал отца в обществе замполита и односельчанина Петра Скибы. Все втроем сидели за накрытым столом.

Замполит, впрочем, вскоре поднялся. Прислушавшись к гулу самолета, он заметил:

-- Кажется, командир летит от полковника Жука. Надо пойти встретить. -Простился и ушел.

Следующей ночью полковник Жук пустил трех бомбардировщиков: двух -почти на практическом потолке, а одного -- на бреющем. Экипажи сыпали в воздухе противолокационную фольгу.

Это было то, чего так настойчиво добивался подполковник Поддубный.

Ну что ж, видно не зря побывал он у полковника Жука.

Глава тринадцатая

Над горным кряжем серебром рассыпался Млечный Путь. Небо усеяли звезды -- крупные, небольшие и совсем маленькие, едва заметные. Приглушенно доносится шум морского прибоя. Капитан Телюков лежит навзничь возле своего самолета и не просто любуется бархатным ночным небом, а старательно изучает и запоминает конфигурацию и взаиморасположение созвездий. Многие из них, особенно те, которые ближе к Полярной звезде, он свободно мог бы показать на немой карте звездного неба, а то и начертить на листе бумаги, как чертят летчики район полетов.

Телюков лежит на земле, зашнурованный в компенсационный костюм, а мысли его далеко -- в беспредельных просторах Вселенной. Его настолько захватила перспектива полета в космос, что он даже отказался от мысли поступить в академию -- не поехал сдавать экзамены, хотя не сомневался, что сдаст их успешно. Академия от него никуда не уйдет, можно поступить и в следующем году. А вот слетать в космос -- это невероятно заманчиво.

Как летчик, он понимал, что если ученым и конструкторам удалось уже разрешить проблему возвращения корабля на Землю, то на очереди полет человека. И с тем большим нетерпением ждал он вызова в школу космонавтов. Ждал каждый день, докучая своими вопросами начальнику штаба подполковнику Асинову, и возмущался, когда тот отвечал: