Алекс Громов - Жуков. Мастер побед или кровавый палач?

– Что вы из меня дурака делаете? – прервал мою речь Жуков. – Да в отдельности мои замечания, может быть, и не столь важны. Но взятые вместе!.. Разве нарисованный вами мой портрет похож на меня? Вот, посмотрите! Похож я на тирана?

Жуков, вытянув шею, приблизил свое лицо к моему. Внезапно меня охватила ярость.

– Георгий Константинович! – тоже повышая голос, воскликнул я. – За кого вы меня принимаете?! Я не наемный художник, а вы не купец, который заказал свой портрет, а потом заявляет, что не возьмет его, потому что не так нарисован нос, не такие губы, глаза, ну и так далее. Ваш облик запечатлен не только на сотнях фотографий, но и в сознании народа. Такому облику я и следовал…

– А Ворошилов?! – прервал меня Жуков. – Мы были близкими друзьями, а как вы нас представили? «Стул командующему!» – кричит он…

– Георгий Константинович, – раздался вдруг мягкий, но энергичный женский голос, – ну что ты! Ведь это лучшая сцена во всей главе!

Прошло мгновение, прежде чем я сообразил, что это сказала сидящая у обеденного стола Галина Александровна.

– «Лучшая»! – иронически повторил Жуков. – Тебя бы такой бабой-ягой описали!

…Как бы забыв, перед кем сижу, я резко сказал:

– Георгий Константинович! Позволю себе сказать: ваша профессия – военное дело, а не идеология. Идеологией занимаюсь я. А вы упрекаете меня в идеологических ошибках, не имея к тому никаких оснований! Я представляю себе, как бы вы себя повели, если бы к вам пришел политработник и стал поучать вас стратегии и тактике. Да вы просто вышвырнули бы его вон!

– Зверя из меня делаешь? А где у тебя факты? – переходя на «ты», сурово спросил Жуков.

– Возможно, что у меня фактов мало, – ответил я, – но у Рокоссовского они, несомненно, есть.

– При чем тут Рокоссовский? – кладя на стол кисти рук, сжатые в кулак, спросил Жуков.

– А при том, – сказал я, – что именно он писал о том, что вы, хотя и внесли большой вклад в дело нашей победы, тем не менее в отношениях с товарищами и подчиненными нередко бывали неоправданно жестоким. Не просто жестким, товарищ маршал, а жестоким. Я не согласен с Рокоссовским. Ваша военная биография сложилась так, что партия, товарищ Сталин каждый раз посылали вас на тот участок фронта, где складывалась самая критическая ситуация. И вы выходили из нее победителем. Можно ли при этом рассуждать, были ли вы «оправданно» жестоким или неоправданно? Если горит штаб и людям надо выносить из него важные документы, а один из них еле двигается. Осмелюсь ли я назвать вас неоправданно жестоким, если бы вы в этой ситуации дали ему по шее? Так почему же вы, Георгий Константинович, – уже закусив удила, продолжал я, – не написали тогда жалобу на Рокоссовского? Остерегались, что он для доказательства своей правоты выложит на стол десятки фактов! А у Чаковского, мол, никаких доказательств нет. Значит, можно его «приложить» без всякого опасения. Прав я или не прав?! Вы ссылаетесь на свою дружбу с Ворошиловым. А мне это безразлично! Я знаю только одно: если бы Ворошилов оказался в Ленинграде на должном уровне, то вам нечего было бы там делать. Вот в чем историческая правда, и я ей следую!..

Я сидел, ожидая, что Жуков сейчас произнесет самые оскорбительные, самые уничижительные слова в мой адрес. И почти ошалел, услышав, что маршал после длинной паузы сказал:

– Ладно. Закончим. Устал я. Галя, дай нам по глотку чего-нибудь лекарственного. Что пьешь: водку или коньяк?

Переход оказался для меня столь неожиданным, что я произнес дрожащим голосом:

– Все, что прикажете, товарищ маршал.

– Закусить хочешь?

– Никак нет.

– Ладно. А потом напишешь, что я жестокий… Дай нам коньяку, Галя…»

Кстати, по словам самого Чаковского, ему незадолго до того пришлось выслушать и претензии противоположного свойства. Столкнувшись с Чаковским в коридоре поликлиники, маршал Конев схватил писателя за грудки и прорычал: «Ты что это из Жукова Наполеона делаешь?…»

Чаковский вспоминал: «С этими словами Конев выпустил лацканы моего пиджака, чуть оттолкнул от себя и пошел своей дорогой. Некоторое время я стоял в растерянности. Да, я знал, что после войны Жуков попал в опалу, но это никак не повлияло на то, что я о нем писал. Он оставался для меня героем войны, прославленным полководцем. Но теперь я оказывался в нелепом положении: один знаменитый маршал упрекал меня в том, что возвеличиваю Жукова, а сам Жуков жаловался на то, что я исказил, принизил его личность…»

Жуков и повышение боеспособности армии

Министр обороны Жуков выступал против нецелевого использования армии, даже в интересах народного хозяйства. Так, 18 января 1956 года Жуков и В. Д. Соколовский (начальник Генерального штаба, заместитель министра обороны) отправили в ЦК КПСС докладную записку (с грифом «Совершенно секретно») о сокращении численности военно-строительных частей, в которой подчеркнули «нецелесообразность дальнейшего содержания военно-строительных отрядов и других военно-строительных частей, обслуживающих стройки гражданских министерств… Укомплектование этих формирований производится не путем ежегодного призыва молодого пополнения, а офицерским и сержантским составом за счет кадра Советской Армии. Численность этих формирований из года в год возрастает и сейчас достигла 733 087 человек… Помимо военно-строительных частей и военно-строительных отрядов, при гражданских министерствах и ведомствах, по решению Правительства СССР, в счет «тысячи» содержится 2500 генералов, адмиралов и офицеров, числящихся в кадрах Советской Армии». В заключение записки Жуков делает вывод, что «при реализации предложений Министерства обороны численность войсковых частей и военно-строительных отрядов, работающих при гражданских министерствах, сократится на 698 087 человек, из них 558 602 военнослужащих и 139 485 рабочих по призыву». 30 января 1956 года эти предложения Жукова о расформировании войсковых частей и военно-строительных отрядов, работающих в гражданских министерствах, были приняты после обсуждения на заседании Президиума ЦК КПСС.

Но Жуков не ограничился реорганизацией деятельности военных строителей и 10 мая 1956 года обратился в ЦК КПСС с докладной запиской (с гифом «Секретно») об отказе от практики выделения военнослужащих и автотранспорта для сельскохозяйственных работ.

В ней он подчеркивал, что Министерство обороны СССР ежегодно выделяет, выполняя Постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР по ходатайствам секретарей обкомов, крайкомов и ЦК компартий союзных республик «из войск большое количество людей и автомашин для оказания помощи народному хозяйству в проведении различных работ, как-то: уборки и вывозки зерновых культур, овощей, картофеля, хлопка, сенокошения, заготовки и силосования кормов, а также в проведении уборки, заготовки рыбопродукции и прочих работ. Помимо этого, большое количество людей и автомашин выделяется непосредственно распоряжениями командующих войсками военных округов и начальников гарнизонов для ликвидации пожаров, снежных заносов, борьбы с наводнением и прочими стихийными бедствиями. Привлечение большого количества военнослужащих на работы не только нарушает нормальный ход боевой подготовки, понижает боевую готовность частей, но и создает ненормальное положение в организации караульной и внутренней служб, а также уходе за оружием и обслуживании боевой техники…»