Екатерина Вторая - Мемуары
49
Августа 29 числа, 1790
Сентября 16 числа, 1790
Друг мой сердечный, князь Григорий Александрович. Вчерашний день от меня назначен был для обеда со всеми офицерами четырех полков гвардии, коим давно обеда не было. Я шла одеваться, когда прискакал твой генерал-адъютант Львов с отлично добрыми вестьми о разбитии турецкого флота между Тендров и Аджибея, чему я, много обрадована быв, тотчас приказала, понеже сей день был воскресенье, после обедни отпеть молебен при большой пушечной пальбе, и за столом пили при такой же пальбе здоровье победоносного Черноморского флота. Награждения же оному прочтешь в рескрипте, мною сегодня подписанном. И так мой пир твоими радостными вестьми учинился торжеством редким. Я совершенно вхожу в ту радость, которую ты должен чувствовать при сем знаменитом случае, понеже Черноморский флот на Днепре строился под твоим попечением, а теперь видишь плоды оного заведения: и капитан-паша взят, и корабли турецкие взяты, прогнаны и истреблены.
Я всегда отменным оком взирала на все флотские вообще дела. Успехи же оного меня всегда более обрадовали, нежели самые сухопутные, понеже к сим исстари Россия привыкла, а о морских Ее подвигах лишь в мое царствование прямо слышно стало, и до дней оного морская часть почиталась слабейшею. Черноморский же флот есть наше заведение собственное, следственно, сердцу близко.
Контр-адмиралу Ушакову посылаю по твоей просьбе орден Святого Егоргия второй степени и даю ему 500 душ в Белоруссии за его храбрые и отличные дела. Львову я дала крест же и подарок, а к тебе не посылаю крестов егорьевских, понеже пишешь, что еще имеешь.
Спасибо тебе, мой друг, и преспасибо за вести и попечение и за все твои полезные и добрые дела. К тебе пошлю, когда бы только поспел скорее, прибор кофейный золотой для подчинения пашей, кои к тебе приедут за сим для трактования мира. Я надеюсь, что, за действиями морскими и когда увидят, что сухопутные корпуса идут, они скоро за ум возьмутся, а лесть покинут. Но при сем весьма желаю, чтоб ты был здоров. Я сама захворала было, но теперь поправляюсь. От мирного торжества грудь залегла и кашлять стала. Прощай, мой друг, Бог с тобою.
50
ноября 1790
<...> О польских делах тебе скажу, что деньги на оные я приказала ассигновать до пятидесяти тысяч червонных, из которых Булгаков тебе возвратит те двадцать тысяч червонных, кои ты ему дозволил употребить из ассигнованных тебе сумм. Барон Сутерланд[48] пошлет с курьером в Варшаву вексель сей. Чтоб умы польские обращать на путь, нами желаемый, о сем Булгаков имеет от меня за моим подписанием довольные предписания. На сеймиках же ему самому действовать не должно и нельзя, а посредством приятелей наших, что ему также предписано. Ничего бы не стоило обещать Польше гарантию на ее владения, если бы то было удобно на нынешнее время. Но они сами торжественным актом отвергли всякое ручательство. Воли учреждать внутренние дела я от них, конечно, не отнимаю, но в нынешнем положении все подобные обнадеживания инако давать нельзя, как в разговорах министра нашего с нашими друзьями, и внушая им, что, когда нации часть хотя образумится и станет желать ручательства и прочее, тогда могут получить подтверждения оного. Равно и о связи с нами он им может внушать, что, если они, видя, в какую беду их ведет союз с Королем Прусским, предпочтут сей пагубе наш союз и захотят с нами заключить союз, мы не удалены от оного, как и прежде, готовы были с разными для них выгодами и пользою. Кажется, что обещаниями таковыми, не точно определенными, избежим о Молдавии противоречия, в котором мы бы нашлись пред всей Европой, обещав возвратить все завоевания Порте, удержав только границу нашу по реке Днестр. При всех действиях наших в Польше, хотя и не открытых, надлежит нам остерегаться, паче не дать орудия врагам нашим, чтоб не могли нас предъявить свету, яко начинателей новой войны и наступателен, дабы Англия в деятельность и пособие Королю Прусскому не вступала, в Балтику кораблей не прислала, да и другие державы от нас не отвратились, и самый наш союзник не взял повод уклониться от соучастия. Что касается до хлеба польского, то, по последним известиям варшавским, хотели на Сейме сделать Конституцию и разрешить ее выпуск. И так, кажется, что на сей раз все наши действия в Польше должны к тому стремиться, чтоб составить, ежели можно, сильную партию, посредством которой не допустить до вреднейших для нас перемен и новостей, и восстановить тако связи с нею, обоим нам полезные и безопасные. А между тем обратить все силы и внимание и старание достать мир с турками, без которого не можно отважиться ни на какие предприятия. Но о сем мире с турками я скажу, что ежели Селиму[49] нужны по его молодости дядьки и опекуны, а сам не умеет кончить свои дела и для того избрал себе пруссаков, англичан и голландцев, дабы они более еще интригами завязали его дела, то я не в равном с ним положении, и с седой головой не отдамся им в опеку. Королю Прусскому теперь хочется присоединить себе Польшу и старается быть избран преемником той короны, а чтоб я на сие согласилась, охотно бы склонился на раздробление Селимовой посессии, хотя с ним недавно заключил союз и обещал ему Крым возвратить из наших рук. Но ему Польшу, а туркам Крым — не видать, я на Бога надеюсь, как ушей своих. А слабые турки одни обмануты союзником, и продержит их в войне, как возможно долее. Король Шведский был в подобном положении, но вскоре, видя свое неизбежное разорение, взялся за ум и заключил свой мир беспосредственный с нами. Если рассудишь за полезно, сообщи мое рассуждение туркам и вели визирю сказать, что тому дивимся, что за визирь ныне у них, который ни на что не уполномочен, окроме того, что пруссаки, англичане и голландцы ему предписывают, будто это все равно — иметь дело с интригами всей Европы либо разобраться с ними запросто. Русская есть пословица: «Много поваров кашу испортят», да другая — «У семерых нянь дитя без глаза».
Ласковое с Польшею обращение, обещание ей гарантии и разных выгод, буде они того потребуют, и все, что об них выше сказано, я кладу на такой случай, ежели республика не приимет сторону неприятелей наших образом явным; но, буде совершит договор свой с Портою и пристрастие окажет на деле с Королем Прусским, ежели он решится против нас действовать, в то время должно будет приступить к твоему плану и стараться, с одной стороны, доставить себе удовлетворение и удобности против нового неприятеля насчет той земли, которая служила часто главным поводом ко всем замешательствам.
