Александр Лавров - Андрей Белый

В архивном описании «Характеристика современников» датирована 1917 годом. На основании каких сведений сделана эта хронологическая привязка, неясно; весьма вероятно, что она вполне точна. Ряд «характеристик», зафиксированных Белым, завершается ироническим упоминанием о В. Г. Лидине; начало его контактов с этим писателем относится к весне 1917 г. Говоря об организации в Москве в марте 1917 г. Клуба писателей, Белый зафиксировал: «…общение с Бальмонтом, Зайцевыми <…> Лидиным <…>»[1077]; возможно, что и «характеристика» Б. К. Зайцева (самая «дружественная» в общем ряду) — писателя, ранее связанного с Белым лишь эпизодическим общением, — возникла под воздействием возобновившихся встреч в московском Клубе писателей.

Текст печатается по автографу Андрея Белого, хранящемуся в архиве В. А. Десницкого в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки (РГБ. Ф. 439. Карт. 25. Ед. хр. 16).

Федор Сологуб.

Талантлив. Умен. Мелок. Обидчив; но с искрами благородства; может быть страшно злопамятен; где нужно чванлив, где нужно принижен (последние годы мало нуждается в этом). Есть миф свой безусловно, но когда выражает свои мысли в печати — серо, глупо, граничит с пошлостью; очень зол; не мещанин, а мещанинище, каких мало. Удивительно крупный талант; удивительно «маленький человек». В великие люди решительно не годится. Развратен.

Бальмонт.

Талантливый в себе и для себя и удивительно скучный собеседник; при всей легкомысленности, доходящей до непорядочности по отношению к женщинам, порядочен в иных делах чести: держится слова, часто имеет рыцарские жесты; и не только жесты; не рыцарь, а — «рыцарек». Как поэт перепел себя, утонувши в количестве собственных томов, из энного количества которых можно набрать тома на 3 настоящей поэзии; поэт все-таки; сварлив, придирчив (скорее был, чем есть), но добр, незлопамятен, искренен, прям, удивительно[*] трудолюбив и работоспособен; железное здоровье: иного свалило бы, как быка; а ему все нипочем; прочитывает целые библиотеки; и от прочтенного ничего не остается: как с гуся вода! Вечное дитя; знаю на протяжении 20 лет; и за это время разве только помолодел.

Брюсов.

Зол, абстрактен, сух, трудолюбив; мелок, жалок, презренен часто, но — «фигура», более чем Бальмонт и Сологуб; талант на золотник, а умеет показать на пуд; мастер обмеривать и обвешивать; в течение жизни умел обольстить всех, но каждый в свое время отходил от него, зажимая нос от «нравственной вони» и гнили, которую распространяет этот прокаженный; у Брюсова душа сгнила в проказе; он удивительное явление: любит совершать гадости не только корыстно, но и бескорыстно; замечателен тем, что составил себе репутацию «умницы», не имея ни одной собственной мысли; поэтому всю жизнь занимался тем, что строил гримасы на чужие мысли; со свойственной ему практической сметкой «купца» еще рано понял, что ему остается за неимением собственных мыслей прикинуться специалистом и «выжевывать» трудолюбиво собираемые исторические сведения о Пушкине, в чем преуспел лишь для вида; энциклопедически образован весьма; а специальных знаний ровно настолько, чтоб составить себе репутацию ученого специалиста в версификационных делах; версификационных дел мастер; еще более: сомнительных дел мастер; в этом смысле опять-таки — «фигура» незаурядная; и «памятник себе воздвиг» из маленьких и крупных гадостей; поэт «гадостей», выковывающий всю жизнь из них бронзовую химеру. Неожиданно сантиментален: зол и… сантиментален[*]; способен вздыхать на закатах, обдумывая подвох. Меня надул раз пятнадцать: надул каждого, кто имел с ним дела… Где Сологубу догнать его.

Сплетник и каверзник.

Мережковский.

Недурной человек, написавший гениальную книгу «О Толстом и Достоевском»; и — мечтавший одно время стать русским Лютером; пороху не хватило: М<ережковский> представляет во всех прочих книгах интересное явление; маленького, ограниченного, самолюбивого и глупого человека, жонглирующего великими, неограниченными, общественными и гениальными темами; открыл одну идейку (о полярности), да и то не открыл, а просто приспособил к русской литературе гегелевскую схему; когда надувается великими темами, то лопается в схоластику; казался одно время великим для некоторых, потому что стал на голову титанов; сняли его — оказался росточком совсем невелик.

Трус, путаник, тщеславец; холоден и самолюбив.

Вячеслав Иванов.

Умница, хитрая бестия; но от ума — впал давно уж в младенчество: шел к посвящению, а дошел до… рококо и барокко; осуществленный с головы до ног style jésuite[1080]. Пожалуй — умней, изворотливей и начитанней всех русских литераторов; царедворец и придворный, прирожденный пленитель сердец; и — льстец; впрочем: добр, очень часто бескорыстен, не злопамятен, привязчив, несомненно талантлив; мог бы быть впятеро больше себя самого, но разменявший свой дух на душевный комфорт и астральное сладострастие, за что жестоко наказан судьбой.

В общем: ум зашел за разум; и теперь находится под угрозою старческого слабоумия.

Судьба — Эдипа: женился на дочери[1081]; и от этого духовно ослеп: сам себя ослепил. Заслуживает всевозможной жалости; и — снисхождения; следовало бы изъять его отовсюду, поместить в благоустроенную богадельню, дать сиделку.

Болен тяжелой формой скрытого душевного заболевания, впрочем пока еще излечимого.

Борис Зайцев.

Удивительный человек и маленький талант; образец доброты, простоты, честности, скромности, благородства; иногда кажется мне, что просто — «святой человек»; иконописный лик его вполне выражает душевную сущность; не глуп, наблюдателен, но сердце превышает голову: ум — серебро, сердце — даже не золото, а — бриллиант; жаль, что талант не соответствует большим моральным движениям: талант — маленький.

Лидин.

«Смеялся Лидин, их сосед —Помещик двадцати трех лет»[1082].

Этим все сказано!

«Зов многолюбимый…»

Андрей Белый и Е. Ю. Фехнер

Одной из вершин в поэтическом наследии Андрея Белого по праву считается поэма «Первое свидание». Она заканчивается следующими строками: