Джон Толанд - Последние сто дней рейха

Даже когда Жуков встретился с делегацией Теддера пять часов спустя после их прибытия, то многим наблюдателям показалось, что маршал оттягивает подписание, что, собственно, и соответствовало действительности. Он ждал Вышинского, который вылетел из Москвы с инструкциями.

Во время встречи, однако, удалось решить один важный конфликтный вопрос. Поскольку Эйзенхауэр не прилетел представлять союзников, то де Голль дал указание генералу Жану де Латр де Тассиньи подписать документ за Францию. Американцам и британцам показалось, что тут имеет место очередное проявление шовинизма де Голля. Из безвыходного положения смогли выйти тогда, когда все, включая Жукова, согласились, что Теддер подпишет документ от имени британской стороны, генерал Спаатс - за американскую сторону, а де Латр де Тассиньи - за французскую. Вскоре де Тассиньи увидел, что в зале, где планировалось подписание, нет французского флага. Русские девушки впопыхах сшили французский триколор из нацистского флага.

Голубой, белый и красный цвета вначале были сшиты горизонтально, и де Латр дипломатично сказал им, что они сшили датский флаг, и девушкам пришлось перешивать его заново.

Отсутствие на подписании Эйзенхауэра имело дальнейшие последствия. Теддер вошел в зал с обеспокоенным выражением лица. "Все поломалось, сказал он Тассиньи. - Вышинский только что прибыл из Москвы и не соглашается на формулу, которую мы согласовали с Жуковым. Он согласен, чтобы вы подписали с тем, чтобы было заявлено о восстановлении Франции, но он категорически против того, чтобы подписывал Спаатс. Он аргументирует это тем, что США уже и так представлены мной, поскольку я буду подписывать от имени Эйзенхауэра. Теперь Спаатс также требует права подписать, если вы тоже будете подписывать".

Де Тассиньи еще раз повторил приказ де Голля. "Если я вернусь во Францию, не выполнив своей миссии", - ответил он, - то есть позволю, чтобы мою страну исключили из процесса подписания капитуляции рейха, меня стоит повесить. Подумайте обо мне!"

"Я вас не забуду", - сказал Теддер с понимающей улыбкой и пошел на встречу с русскими. Дебаты продолжались два часа. Жуков теперь утверждал, что нелогично свидетелю подписывать документ такой важности, в то время как Теддер защищал точку зрения, согласно которой документ о капитуляции должен подписать кто-то, представляющий 40 миллионов французов и 140 миллионов американцев.

Вышинский наконец нашел выход из сложившейся ситуации: Спаатс и де Тассиньи поставят свои подписи немного ниже подписей Жукова и Теддлера.

Около половины двенадцатого ночи Кейтель, Фридебург и генерал люфтваффе Ганс Юрген Штумпф вошли в комнату и были ослеплены вспышками фотоаппаратов. Кейтель прошел вперед. Он выглядел впечатляюще в своей полной парадной форме. Он поднял жезл, отдавая честь, и сел за стол напротив Жукова, с гордо поднятой головой. "А, здесь и французы! - услышал Вышинский, когда Кейтель заметил де Латр. Это то, что нам нужно!"

Фридебург с темными кругами под глазами сел по левую сторону от фельдмаршала, а Штумпф - по правую{52}.

Жуков встал и сказал:

- Вы знакомы с протоколом капитуляции?

- Да, - громко ответил Кейтель.

- Вы имеете полномочия для его подписания?

- Да.

- Покажите мне разрешение. Кейтель показал.

- Есть у вас замечания по поводу проведения акта капитуляции, которую вы будете подписывать?

Когда Кейтель отрывисто попросил отсрочить капитуляцию на сутки, Жуков посмотрел вопросительным взглядом вокруг и сказал:

- В этой просьбе уже было отказано. Никаких изменений. Есть ли у вас другие замечания?

- Нет.

- Тогда подписывайте.

Кейтель встал, поправил свой монокль и прошел к концу стола. Он сел рядом с де Тассиньи, положив жезл и фуражку перед французом. Латр де Тассиньи движением руки показал, чтобы Кейтель убрал их, и фельдмаршал отодвинул свои вещи в сторону. Затем он медленно снял серую перчатку, взял ручку и начал подписывать несколько копий акта о капитуляции.

Фотографы и корреспонденты бросились вперед, даже забираясь на столы, чтобы иметь лучший обзор. Один русский, помощник оператора, пытался пробиться, но кто-то дал ему по челюсти, и тот отступил.

Теддер посмотрел на немецких представителей ,и высоким голосом спросил:

- Вам понятны условия капитуляции?

Кейтель снова стремительно поднялся, отдал жезлом честь и вышел из комнаты с гордо поднятой головой.

Во Фленсбурге адмирал Карл Дениц, преемник Гитлера, сидел за столом и заканчивал писать прощальное обращение к офицерскому корпусу. "Товарищи... Мы отброшены на тысячу лет назад в нашей истории. Земли, которые были немецкими в течение тысяч лет, оказались в руках русских. Политическая линия, которой мы должны следовать, очень простая. Ясно, что мы должны уживаться с западными державами и работать с ними на оккупированных западных территориях, ибо только сотрудничая с ними, мы можем надеяться на возвращение наших земель, захваченных русскими...

Несмотря на полное военное поражение, наш народ не тот, каким он был в 1918 году. Будем ли мы создавать другую форму национал-социализма, либо согласимся с тем образом жизни, который нам будет навязан противником, мы должны сделать так, чтобы единство, которое нам было дано национал-социализмом, поддерживалось при любых обстоятельствах.

Личная судьба каждого из нас неопределенна, да это, собственно, и не важно. Для нас важно поддерживать тот высочайший уровень товарищеских отношений, которые возникли во время бомбежек нашей страны. Только это единство даст возможность преодолеть грядущие тяжелые времена, и только таким образом мы можем получить уверенность, что немецкий народ не умрет..."

В этих словах не было и намека на то, что мучило Деница с того самого момента, когда Йодль вернулся из Реймса с газетой "Старз энд Страйпс", в которой были напечатаны фотографии из Бухенвальда. Поначалу Дениц отказывался верить в то, что такие зверства совершались на самом деле. Однако неопровержимые доказательства заставляли поверить в правду - ужас системы концентрационных лагерей не был пропагандистской уловкой союзников.

Это откровение оказалось настоящим ударом по его вере в национал-социализм, и он задумался над той ужасной ценой, какую Гитлер платил за свои успехи. Он также вспомнил двух своих сыновей, погибших в боях за фюрера.

Как и многие другие немцы, Дениц только начинал видеть опасность принципов фюрера, принципов диктатуры; возможно, человеческая натура вообще неспособна использовать диктаторскую власть без соблазна злоупотребить этой властью.

Адмирал заканчивал обращение к офицерам, и его начали одолевать сомнения. Он еще раз прочитал написанное, затем медленно сложил лист и закрыл его на ключ в ящике стола.