Записки о виденном и слышанном - Евлалия Павловна Казанович
28/VI. Я начинаю мало-помалу втягиваться в свои записки. Сколько уж лет веду их не бросая, чего прежде не могла себе и представить.
Одинока я очень. Нет близких, друзей, не с кем поговорить и выговориться.
А сколько и тут остается невыговоренного, которое, верно, никогда и не скажется…
Есть планы двух-трех работ и «писаний», но они, верно, никогда не осуществятся.
1/VII. Что за несчастное государство Россия и что за несчастный народ мы, русские. Как государство – мы на каждом шагу роем себе яму как во внешних, так и во внутренних делах своей недальновидностью, своей недеятельностью, отсутствием здоровой гордости, любви к своей национальности и т. п.; как народ мы до того мягкотелы и легко уступчивы, что никому не стоит прийти к нам, оплевать нас, выругать, отнять все наше добро и доказать нам, что мы никуда не годны, что лучшего не заслуживаем, как быть ветошками, и мы со всем покорно согласимся, и только в редкие минуты прорвутся полубессознательные слезы обиды за себя, да и то мы сейчас же сметем их каким-нибудь гаерством или новой сугубой покорностью и самооплеванием.
С самыми лучшими, благороднейшими и высокими стремлениями своими мы не умеем в глазах чужих вызвать ничего, кроме оскорбительного и жалкого сожаления в лучшем случае, в худшем же – ничем не замаскированного презрения и негодования. Уж народ ли русский, лучшие умы его не готовы пронести мимо своего рта лучший кусок культуры – права и свободу – и положить его в рот евреев, а что слышим мы от них за это, шевелится ли в их душе хоть малейшее чувство любви к нам и благодарности за это! Не обрушиваются ли они и на нас, так же как и на наше правительство, с пеной у рта и со своей ненавистью! Из-за того, что русский народ не устраивает сейчас революции в пользу евреев, они на каждом шагу распинают нас словесно.
И правительство наше не понимает, что дарование известных прав евреям нужно столь же для нас, как для них; да куда там! для нас гораздо больше, чтобы не давать им уже другого, никем не могущего быть отнятым права – презирать нас как своих притеснителей, ненавидеть как палку! Повсеместное право жительства евреям, отмена процентной нормы, свободное обращение капитала их во всяких промышленных и торговых предприятиях, право голоса при обсуждении вопросов, связанных с интересами их дел и жительства, – это мера столько же государственная, сколько и нравственная, обязательная для всякого уважающего себя государства; а то одних мы сажаем себе на шею, других третируем хуже собак.
1/VII 210. Во вчерашней газете приятное известие о том, что нынче женщины сдавали государственные экзамены в университете гораздо лучше студентов; число женских дипломов 1‑й степени гораздо больше числа мужских.
Скорее бы только дали им права!
2/VII. Опять продолжительный разговор с Э. А. Лунц о евреях, разволновавший нас обеих. Конечно, их чувство своего достоинства должно очень страдать в России, и правду говорит она, что трудно у нас воспитать честного еврея со здоровой и цельной душой.
3/VII. По дневнику Никитенка оказывается, что матушка-Россия, в частности батюшка-Петербург, никогда почти не вылезали из холеры, что она для последнего такое же органическое явление, как дожди, ветры и холод в то время, когда на всем порядочном свете солнце и благорастворение воздухов.
Веселенькая жизнь!
4/VII. Сегодня привезли в академию геологический музей из Варшавы. Очевидно, она скоро будет отдана211…
6/VII. Смещен и Щегловитов212. Россия окончательно помолодела. Надолго ли?..
Позже. В Коммерческом училище в Лесном213 собрались шить противогазные маски, пригласили и меня. Каково-то я себя почувствую с ножницами и за иголкой.
Вечером предложила Э. А. [Лунц], встретившись с ней на улице, принять участие в работе; она отказалась, но при этом таким тоном, что ясно показала мне всю пропасть, разделяющую нас.
Да, немногие из евреев смогут нам стать своими, как ни старайся мы об этом! Тем скорее надо им дать права, не столько даже для них, сколько для нас самих, чтобы мы, не опасаясь упреков в неблагородстве, в пользовании своим правом сильного, могли со спокойной совестью чуждаться их и показывать всю разность между нами, несмотря на равенство прав.
7/VII. Познакомилась сегодня с одной палестинской учительницей, впоследствии начальницей школы, прожившей в Палестине 22 года! Она была послана туда нашим Палестинским обществом для преподавания русского языка и истории арапчатам. Долго жила в Назарете; последнее время в Кафе заведовала домом для русских паломников214.
Странный она имеет вид: безропотный, кроткий; так и чувствуется на ней 22 года, проведенные близ ладана и лампадок.
Говорит, что со стороны турок в Палестине было всегда самое лучшее отношение к русским, и если бы не враждебное нам немецкое влияние при начале войны, имущество русских осталось бы целым, да и русские подданные могли бы оставаться там в безопасности.
Хуже всех всегда относились, по ее словам, греки (вероятно, как соперники по влиянию на арабов); что же касается арабов, то они смотрят с большим уважением и расположением на русских вообще и учительниц в частности.
8/VII. Говорят, заготовленные у нас снаряды опять оказались негодными по калибру, и в этом опять видят измену.
Вообще, измене готовы приписывать даже случайные неудачи, так велико в обществе недоверие к лицам, стоящим у власти; недостает снарядов – измена; не пошли вовремя воинские поезда – измена, не говоря уж об отступлении или другой какой стратегической неудаче.
Главное, чем страдает в настоящее время наша армия, – это недостатком и плохим качеством изготовляемых снарядов. По слухам, хорошо работают студенты и курсистки в Технологическом институте, но, конечно, количество вырабатываемых ими гранат и шрапнелей крайне ничтожно215.
Ах, когда кончится этот кошмар! Сплошь да рядом, ложась спать, ловишь себя на ребяческой мысли: а вдруг завтра не будет уже войны…
Позже. Повсеместные молебствия и крестные ходы. Дурной признак! Иконы проиграли Японскую кампанию.
9/VII. Каждое утро часов в 7 я просыпаюсь от возгласов: «Куды, ниhадяйская морда!.. Кыш, халера дохлая!..» – и прочее в этаком роде. Это – хозяйская прислуга Феня выпускает цыплят.
Все качества типичной белорусской прислуги: груба, ленива, лжива и воровата.
15/VII. Неизменные атрибуты моих прогулок за городом опять появились незаметно для меня самой и на смущение публики Лесного: книжка в левой руке, цветы за поясом и палка в правой. Палка обыкновенная, лесная, суковатая, высокая; обыкновенно найденная тут же в лесу или на дороге. И
