Андрей Венков - Атаман Войска Донского Платов

Щеголял постаревший Кисляков в штаб-офицерском чине[190]. Гоголем ходил: поравнялся с одностаничниками знатными, с Денисовыми 3-м и 4-м, с Каршиным, с командиром своим Лютенсковым. Одно огорчало — ордена не выслужил (у Лютенскова за Шумлу «анна» была).

Под семьдесят лет все числился Кисляков на службе, так как в августе 1825 года прислал Инспекторский департамент бумагу не увольнять тех, кто под следствием.

Встретил как-то Пантелея Селивановича, у них разница всего год.

— Все служишь? — удивился Пантелей.

— Служу, служу… — отмахнулся на бегу штаб-офицер Кисляков Андрей Иванович.

Покачал головой Пантелей, позавидовал невольно:

— Я, Андрюша, тожеть служу. Денисов постановил за Миусскими лесами[191] доглядать. Читаю, а писать — нехай молодые…

— Да, да, давай тебе Бог…

Сына Петюшку, находившегося «у содержания со стороны персидской пограничных постов», настиг указ о разжаловании, потом война началась, и ему, как в насмешку, урядника присвоили… Вернулся, пил, опускался, плакал:

— Да Петюшка, ты, Петюшка… Да живи ж ты, живи…

В 1830 году, когда Андрею Ивановичу за семьдесят перевалило (сколько ж его можно в строю держать?), напомнило Войсковое правление суду о скорейшем окончании дела о войсковом старшине Кислякове, судящемся за удержку у нижних чинов полка Лютенскова денег и вещей. Суд все показания собирал…

Еле-еле дело закончилось. Но неудовлетворенный Кисляков еще раз напомнил о себе властям: в 1832-м от 3 марта — прошение войскового старшины Кислякова об определении ему пенсиона.

Казалось, так и подстрекал он верхушку: «Ну, ударь, ударь…»

Атаман не без ехидства ответил: «Резолюция состоялась 31 марта: войсковому старшине Андрею Кислякову по бедному состоянию на пособия выдано 15 рублей денег, исполнено 1 апреля 1832 года».

Н-да, сорвалось. Ну, ничего. Полез по-новой. Выцарапал все-таки. Пошла от атамана в суд бумага: «От 15 ноября о скорейшем удовлетворении войскового старшины Кисляковачю делу о самовольно забратых казаком Юшенковым из двора его вещах и о прочем».

Благоденствовал Андрей Иванович в отставке, в многочисленных внуках нашел благодарных слушателей. Делился с ними всем:

— А? Ющенков-то? Судиться не побоялся!..

— Ющенков — гад! — заученно говорили дети.

— Да то не гад? В войну с французами казенных быков стерег, а туда же…

Полюбил говорить о политике, чем вроде никогда и не занимался:

— Все эти… чукмисы: турки, чечены, татары… Им — одно: резали б они один одного, баранов бы друг у друга гоняли. Вот самая их жизнь. И не лезть бы нам туды к ним, будь они прокляты. Или как Ермолов: дать им один раз, пожечь все к… и нехай идут рассказывают: «Вот, Ермолов плохой…» А то сегодня он братается, а завтра — все: сделал бараньи глаза и попер: «Эй! Эй! Секир-башка!..» Они, черти, задерутся, а нас промеж них становят. Ну, хоть попьянствовали, — забывается дед. — Вот собаки! Молодцы, ребята!..

Детвора лезет, осторожно заглядывая через плотное еще плечо в старинный кубок:

— Дед, ты вино пьешь?

— Да, вино. И водку тоже, — насмешливо обрывает дед.

— А ты Суворова видал?

— О-о-о!

Связались старый да малый.

— …Брали всех подчистую, с пятнадцати лет. Всеобщий поход. Гутарят: «Сам Суворов…» Меня со льготы забрали…

«Мне не рассказывал…» — с детской обидой думает в соседней комнате Петро Андреевич.

— …Тогда не так, как ныне… Всех скрозь мешали. Со всех округов[192]. Да их и округов тогда еще не было. По речкам счет вели. Наших всех, манычских и мигулинских, — в полк Серебрякова. А с того края казаков с бессергеневскими, с еланскими — к Денисову… Чей же ишо? Андрея Мартынова, помню, полк был…

— Дедунь, а ты ж у кого?

— Я? Я в полку самого атамана Иловайского. С нами — казаки Вёшенской станицы…

И лишь изредка нападали на него приступы необъяснимой ярости; прятались тогда все родные, а Андрей Иванович не находил себе места.

Глава 26

КИСЛЯКОВЫ БЕЗ ПЛАТОВА

Есаул Степан Алексеевич Кисляков был отозван из полка Кононова и пребывал в Новочеркасске, поскольку состоял он под судом в военно-судной комиссии при Войсковом дежурстве, учрежденном, за удержку денег, принадлежащих казне и воинским чинам, всего 6426 рублей 92 копейки серебром, по командованию его Донским казачьим бывшим 13-м полком. Как местный житель, жил Степан Алексеевич в отпуску при доме своем, лишь в очередь ходил отмечаться у коменданта.

Денек выдался солнечный, душноватый. Узкий мундир тер под мышками. Прилипала к спине рубашка. Ветер изредка взметал клубы пыли, рвал редкие листья с малорослых деревьев и, покалывая песком, холодил Степану Алексеевичу потную шею.

У гауптвахты на площади учились артиллеристы. Две команды, солдатская и казачья, соревновались между собой. Артиллерийское начальство — Юдин, Вольф, Улитин — наблюдали со стороны, сверялись с часами.

Солдатская команда, сплошь из молодых, плечистых ребят, заметно опережала. Солдаты работали четко, как автоматы, от заученности деревянно подергивались. Приотставшие казаки двигались хладнокровно, с ленцой, эти игры с деревянными пушками они всерьез не воспринимали.

Полковник барон Вольф хмурился:

— Не вижу казаков, мужики какие-то…

В прошлом году посещал Войско Донское Государь Император и остался донцами недоволен. Вышел приказ взяться за казаков и муштровать, чтобы всадник и лошадь олицетворяли собою «центавра древних». Стали с тех пор подтягивать донскую артиллерию.

Указано было утроить ее количество, развернув шесть новых батарей и еще две резервные.

При казачьей службе, когда, отбарабанив три-четыре года, весь полк конно и оружно расходился по домам, пушкарей донских набирали исключительно из станиц вокруг Новочеркасска. Здесь был сборный пункт, здесь оставляли пушки, разъезжаясь по хуторам. Набирали донцов, по состоянию и виду соответствующих артиллерийской службе, исключая калмыков и казаков Татарской станицы. Теперь же подобрать на Низу прислугу для новых восьми батарей было крайне затруднительно, и решено было верстать в батарейцы казаков с «верху». А на крайний случай и сам Император успел выпестовать к тому времени кадры профессионалов из солдатских детей в украинских военных поселениях. 7 апреля 1838 года вышел приказ выбрать 200 человек «отличнейших взрослых кантонистов из батарей, в округах Украинского и Новороссийского военных поселений состоящих, и отослать всех их в Новочеркасск, где причислить к Войску и иметь их в виду для производства в фейерверкеры, коль скоро они достойны сего будут». Следом пошел приказ с подтверждением инспектору резервной кавалерии выбрать для этого дела кантонистов, отличнейших по познанию и способностям. Летом из Чугуева, из Верхнеднепровска, из квартир Сводного кавалерийского корпуса двинулись и поволокли за собой учебные деревянные пушки сводные команды.