Иван Беляев - Записки русского изгнанника

— Почему?

— Раз не пожелали дать мне даже дивизии, значит, штаб мне не доверяет. Видно, придется искать счастья у Колчака.

— Но ведь Колчака уже нет!

Для меня это было полным сюрпризом. Значит, сведения об успехах сибирского фронта, о том, что наши разъезды у Нарвских ворот, — все это было запоздалой информацией!

— Все это было, а теперь все покатилось назад. Остались одни мы. А относительно вас я послал представление Деникину о вашем производстве в генерал-лейтенанты.

Молодые офицеры в штабе разъяснили мне все. Прикрываясь, красным удалось сформировать ряд дисциплинарных дивизий и восстановить порядок в тылу. Теперь, ликвидировав северный фронт, отбившись от сибиряков и от Юденича, они смогли все бросить на нас. А пока… Будем веселиться и радоваться, как многие, только что вернувшиеся на просмоленную сковороду.

Город был забит тылами. Мне удалось найти маленькую комнату в хорошей квартире, в еврейской семье. Там моему появлению были очень рады.

— Вы знаете, господин генерал! Чего мы только не повидали… Каждый день ходят мимо с криками: «Бей жидов, спасай Россию». Явились к нам. Один солдат положил на стол ручную гранату.

— Кладите сюда все золото, что есть, — сказал другой.

— А ложки и серебро? — спрашивала Роза. Она совсем спятила от страха.

— И серебро, какое есть! — отвечал третий. — А ведь мы спасали от красных офицеров!

Это была правда. У них скрывался мой капитан Колыванов. Он и нашел мне эту квартиру.

Сказать правду, мне было у них удивительно хорошо. За обедом и отец, и мать, и обе дочери все время объяснялись мне в любви. Не знали, чем угодить даже…

Когда я исчезал, по возвращении находил обеих фей у меня в комнате за работой: мыли пол, меняли гардины, смахивали пыль со стола. Раз мы со всем штабом взяли билеты и пошли в театр имени Кеннеди, который уже осенью стал русский. Я вернулся поздно ночью. Со страхом и трепетом стучу в дверь. Сразу же слышу чьи-то легкие шажки, отворяет Роза.

— А я вам оставила ужин. — Бедняжка ждала меня до часу ночи, накормила до отвала и счастливая побежала к матери.

Не успел я улечься, как затрещал телефон.

— Приехала ваша тетя вместе с Лидой Давыдовой, — говорит мне Дивов, адъютант Кутепова. — Вы пойдете встретить ее?

Теперь уж мы прямо загуляли. Можно было думать, что кончилась война.

БУЭНОС-АЙРЕС

Добрая фея

— Вас спрашивают! — За дверьми стоит какая-то женская фигурка, крошечная, небрежно одетая. В России сказали бы — салопница.

— Вы говорите по-французски? Да? Скажите, вы давно уже находитесь в Эмиграционном доме? Как к вам здесь относятся? Получаете вы все необходимое? Меня очень интересует ваша обстановка.

— Но, право, я не могу пожаловаться ни на что. Кормят прекрасно, по утрам дают «косидо», днем и вечером сытный обед и ужин в пять блюд, наравне со служащими.

— А помещение? — В моей голове промелькнула мысль: наверное, бедняжка, тоже пришла просить гостеприимства здесь! Придется потесниться…

— Комната прекрасная, просторная. Если угодно, я могу ночевать в общем помещении, а вы можете устроиться с моей женой.

— Ах, вы здесь с женой! Можно познакомиться? Но, благодарю вас, я не нуждаюсь в комнате. Я прочла в La Nacion прекрасное interview с вашим портретом и хотела лично познакомиться с вами. Вот мой адрес: Cristal Palace, baronesa Jesse de Levas. Приходите оба ко мне к обеду в пятницу. Я предупрежу швейцара.

— Как тебе она понравилась?

— Очень симпатичная крошка! Мы сразу с ней подружились. Что же, Зайка, идем в пятницу? Чем мы рискуем?

В назначенный день мы уже на Дворцовой площади, в швейцарской роскошного отеля. Все в зеркалах, залито электричеством, сверкает позолотой, везде шелк и бархат.

Швейцар поднял нас на лифте и указал на дверь роскошного номера с окнами и балконом на площадь… В дверях наша «крошка» в элегантном пеньюаре с маленькой кошечкой в руках…

Ее не узнать… Наверное, еще не прошли времена превращений, мы еще живем во дни чудес и добрых волшебниц!

— Садитесь, сейчас подадут… На меня не обращайте внимания, я ведь почти ничего не ем, все остается Принцессе. Правда, Принцесса? — Мяу!

Крошка разговаривает почти исключительно со мной и притом по-испански, посторонних уже нет.

— Я была очарована чудной статьей о вас… Но, скажите, почему никто во всей богатой и прекрасно поставленной русской колонии не обратил на вас внимания? Хотя бы раdre Izraztzoff — ведь он же миллионер!

— Здесь все живут собственной жизнью, каждый для себя.

— Ну, мы с вами заключим условие. Люди все злы, с ними надо быть очень осторожными. Чтоб объяснить мое участие к вам, я буду говорить, что знакома с семьей вашего отца в Петербурге с тех пор, как мой покойный муж был там посланником. А пока что вот вам мой совет. Здесь очень обращают внимание на костюм. Вы вполне прилично одеты, ваша жена также, но шляпка, хотя и очень к ней идет, но совсем не по моде. Тут все носят шляпку, надвинутую на глаза, и ходят, подняв носы кверху… Не обижайтесь, я сама выберу ей шляпку и кое-что из прочего. А пока — до свиданья. Я пришлю вам приглашение через muchacho.

На другой день явился muchacho с целым ворохом всевозможных предметов для нас обоих.

— Какая чудная крошка! Ведь это поистине добрая фея, — говорила Алечка со слезами на глазах. — Чем мы сможем отблагодарить ее за все это?

— Ну, — говорила Крошка при следующем свидании, — я вам сейчас расскажу все. По правде, я не очень поверила вашим словам, но теперь убедилась, что вы ничего не преувеличили.

Я пошла к раdre Izraztzoff по оставленному вами адресу. Разумеется, я оделась победнее, как была у вас в Эмигрантском доме. Навстречу вышел монах, guelou espece de tartar, и сказал, что батюшка очень занят, и просил присесть к столу на деревянной скамейке, предложил чаю и кусок булки. Я отказалась и, чтоб не соскучиться, начала играть с кошкой, которая подошла ко мне и с которой я нашла общий язык.

Через полчаса с лестницы спустился раdre Izraztzoff в сопровождении двух шикарных дам. У одной шляпа comme si (она показала рукой), у другой comme sa — величиной с колесо.

— Простите, мы должны переговорить относительно их свадьбы, — сказал он мне на ходу. — Я сейчас вернусь, только покажу им церковь.

Я вооружилась терпением и подождала еще и еще… Наконец, приходит ваш священник, становится, подбоченясь, напротив меня, вот так (она поднялась и подперла бока руками): «Что вам угодно, мадам? Но предупреждаю, что я не могу оказать вам никакой материальной помощи».