Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий - Александр Владимирович Шувалов
ГОЛДСМИТ (Goldsmith) ОЛИВЕР (1728–1774), английский писатель-сентименталист.
«Все члены его семьи отличались расточительностью… Сам Оливер рос мальчиком, который не обещал ничего хорошего. Хотя он и стал рано писать стихи, но в школе считался “непробиваемо глупым”; по словам его сестры отличался “необъяснимым чередованием приступов радости и уныния”. Таким психическим состоянием можно объяснить его мальчишеский побег из дома на шесть недель, а также последующие продолжительные странствования по континенту… В его характере преобладала в сильной степени выраженная склонность к безделью. А снисходительные биографы видели в нем в первую очередь гения, осужденного перебиваться с хлеба на квас и сочинять где-нибудь на чердаке свои бессмертные творения. Молодой человек, разумеется, должен был бы лучше использовать предоставляющиеся ему шансы устроиться в жизни, если считать идеалом жизни счастье, и никто еще не терял эти шансы более порочным образом, чем Голдсмит. Он был зачислен в колледж, несмотря на то, что считался в учебе “тупицей”. Но ни тогда, ни позже он не ударил пальцем о палец, предпочитая существовать за счет родственников. Занятие литературой соответствовало его характеру лентяя и бродяги, и деньги лились на него потоком, как только он что-нибудь опубликовывал. В последние годы жизни Голдсмит получал до 800 фунтов в год, пожил в бедности, покупая в долг даже молоко, и умер, оставив 2000 фунтов долга, занятых им у друзей без малейшего намерения когда-нибудь расплатиться с ними… Голдсмит умер от какой-то нервной болезни, которая проявлялась сильными болями в лобной части головы». (Nisbet, 1891. с. 99— 100.)
«Неказистый на вид, перенесший в детстве оспу, терявшийся на людях, скованный и косноязычный, чуждый каких бы то ни было потуг на светскость и прекрасно чувствовавший себя среди бедняков — и по сей день изображается иными биографами как чудак без царя в голове, безалаберный и непутевый… Этот “чудак” не посвятил ни одного произведения знатному лицу — случай по тем временам исключительный, не принял ни выгодных предложений от правительства, ни милостей меценатов. Чудачества и странности тоже были, но они помогали ему выжить, остаться самим собой… Немало испытал и повидал, прежде чем взяться за перо. На последние гроши, собранные родственниками, он едет в Эдинбург изучать медицину, откуда перебирается вскоре в Голландию, в Лейденский университет, но, не проучившись и года, отправляется пешком в странствия по Европе… Его письма полны жалоб на непосильный труд, на постоянную спешку. К сорока годам здоровье писателя было подорвано, и последние десять лет он беспрерывно и мучительно болеет — астма, больные легкие, больное горло, ревматизм, болезненная раздражительность… Теперь он путешествует по курортам, тщетно ища облегчения, а его корреспондентами становятся врачи, которым он подробно описывает свои страдания и предпринятое лечение. В этом смысле маршрут его героя, Мэтью Брамбла, и подробные описания недугов, которыми он потчует доктора Льюиса, автобиографичны, но только в романе все это изображено в комическом ключе, что свидетельствует о большом мужестве автора, сумевшего возвыситься над своим горестным уделом и извлечь из него столь забавную пищу». (Ингер, 1972, с. 9—10, 12.)
«По настоянию родных он стал готовиться к духовному званию, но не выдержал экзамена… врожденное легкомыслие и пристрастие к картам преграждали ему в этот период жизни путь к какому бы то ни было определенному занятию. В 1755 г. начинается его романтическое пешеходное странствие по Европе, породившее лучшую из его поэм: “Путешественник”». (Венгерова, 1993а, с. 210.)
«Одаренный, но неустойчивый психопат со страстью к бродяжничеству и циклоидным складом характера. Гипо-маниакальный темперамент. Легкомысленный мот, при личных контактах — простодушен и наивен. К концу жизни депрессивен; возможно даже замаскированное самоубийство». (Lange-Eichbaum, Kurth, 1967, с. 373.)
Мы без особого внутреннего сопротивления соглашаемся с диагнозом «умственная отсталость» в отношении какого-нибудь художника и совсем не удивляемся, когда встречаем его у монархов. Но сочетание умственной отсталости с литературным творчеством?! Однако легкие степени умственной отсталости («атипичная олигофрения») могут проявляться лишь в некоторых сферах жизни и не мешать развитию других, в частности, литературных способностей. Известный немецкий психиатр Э. Крепелин недаром допускал, что «олигофрен может, несомненно, больше, чем знает». Во всяком случае, некоторые патографии невольно заставляют допустить подобную возможность. У Голдсмита можно предположить в основном благополучно компенсировавшийся в юности период легкой умственной отсталости. Но в последующем постоянно продолжали доминировать инфантильные черты с эмоциональной неустойчивостью и нарушением влечений.
ГОЛУБКИНА АННА СЕМЕНОВНА (1864–1927), русский скульптор, творившая преимущественно в духе импрессионизма и стиля модерн.
Общая характеристика личности
«…Полнейшая непрактичность и неумение устраивать свои дела… Личные же расходы у нее были минимальные. Она не замечала, что ест, во что одевается. Костюм всегда состоял из серой юбки, блузы и фартука. В парадных случаях снимался только фартук… Питалась часто одним чаем с хлебом, или варила на несколько дней суп… Художники и знакомые удивлялись мрачности ее характера». (Губина, 1983. с. 142, 151.)
«Она постоянно курила, курила крепкий табак домашнего “самосада”…
А.С. Голубкина не выходила замуж и не имела своей личной семьи». (Глаголева. 1983, с. 257, 262.)
«К мужчинам и женщинам она относилась без различий. Тот и другой для нее был просто только человек. Никаких увлечений у нее ни в школьный период, ни в зрелом возрасте не было. В этом отношении она была совершенный младенец». (Губина, 1983, с. 149.)
К вопросу о психическом заболевании
«После первой поездки в Париж, которая из-за болезни оказалась кратковременной (1895–1896), А.С. Голубкина в сопровождении Е.С. Кругликовой в конце 1896 года вернулась в Москву, где была помещена в клинику профессора С.С. Корсакова. В клинике она пробыла недолго. Через две недели, по настоятельной просьбе Анны Семеновны, ее забрала сестра и увезла сначала в Зарайск, а затем в Сибирь». (Коровин, 1983, с. 27.)
«С вокзала Кругликова поехала с Голубкиной к себе на квартиру на Малую Никитскую. Анна прожила у нее несколько дней. Она по-прежнему возбуждена, нервно курит, уверяет, что совершенно здорова и непонятно, для чего ее опекают и держат взаперти, хотя
