Виктор Астафьев - Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001
Нет, Толя, не буду я вести никакие большие семинары, ибо слова Некрасова, мною чуть подредактированные: «Дураков ничему не научишь, а на умных тоску наведёшь», — всё более и более на моих глазах обретают материальные основы, да и летать и ездить я стал тяжело, да и работы много, суеты ещё больше.
Вот после Нового года дочь родит второго ребенка, а её муж подался, нет, не в леса — кабы в леса! — а в шинки, в медвытрезвители и прочие места, достойно венчающие наши усилия и борьбу за высоконравственное общество. Он мне как-то сказал: «Как живёте Вы — живут единицы, а как живём мы — живут миллионы». Ну и живёт, как миллионы, соря по свету детей-безотцовщину, и не испытывает при этом никаких угрызений совести, да и отучил уже себя от таких мелких и ненужных ему забот, как совесть и угрызения ейные.
Я сперва позавидовал Вам, что Вы в лесах, в дебрях, в первозданной, так сказать, благодати. Нынче я первый раз (в сентябре) был на Дальнем Востоке, и в тайге был. Сказать, что природа Востока ошеломила меня, значит ничего не сказать, но жить даже в такой экзотической, пышной природе более месяца я не смогу. Пробовал. Был на Урале в охотничьей избушке и выдержал только десять дён. Я отчётливо понимаю, что цивилизация без меня вполне обойдётся, а вот я без цивилизации уже не обойдусь, и прежде всего как писатель не могу, а как человек-то как раз и смог бы. Я это к тому, что в лесах и посёлках Вам надо жить до поры до времени, а потом — «на свет» вылезать надо.
Я ещё не читал Вашей книги (она ведь большая), но непременно прочту, но как литератор, живший и начинавший в глухомани (город Чусовой Пермской области, 18 годов в нём прожил!), на своём личном опыте основываясь, могу сказать: чем раньше литератор вылезет из глуши, тем скорее он созреет для серьёзных дел. Наша литература утомлена и давно уже надломлена писателями полуграмотными, малоразвитыми, реализующими свои возможности лишь на четверть, в лучшем случае наполовину — из-за дремучего своего невежества.
Мне о Вас говорили, и хорошо говорили, и я хоть отдалённое, но имею представление о Вас.
Мой Вам совет: как только вступите в Союз писателей, добивайтесь, чтоб Вас приняли на Высшие литературные курсы. Сами по себе курсы — благо, но всяком случае, для меня они были таковыми — я поступил на них в 37 лет. Но ещё большее благо — два года прожить в Москве, пообщаться с товарищами по труду (если в меру пить водку, время для обучения остаётся) и прикоснуться к сокровищам отечественной и мировой культуры. За два года я посмотрел около шестидесяти спектаклей, посетил все постоянные выставки, приучил себя к серьёзной музыке и т. д., и т. п. Это всё необходимо как воздух в нашей проклятой и прекрасной работе. А семинары и совещания ничего не дают — это вселюдная толчея, головокруженье от похвал и не более, причём чаще всего похвал и комплиментов безответственных, ни к чему людей, их выболтавших, не обязывающих.
Не обижайтесь на меня, что я вроде бы вмешиваюсь в Ваши дела и жизнь. Но мне так хочется, чтоб Вы сократили путь «к себе», ибо сам всего добивался в одиночестве, лишь в зрелом возрасте начав осознавать себя и лишь на курсах приобретя настоящих, требовательных друзей.
Если почему-либо Вам доведётся быть у нас, в Красноярске, найдите меня. и словами да кулаками я яснее и скорее Вам всё докажу.
А пока — я сердцем с Вами в тайге. Суток бы трое-четверо посидел в Вашей избушке, дыму понюхал, на тайгу насмотрелся, может, и побродил бы маленько. В октябре нынче побывал на кордоне у племянника, на Мане реке — такие счастливые дни были, да всего лишь три дня, а потом надо было опять уезжать, погружаться в текучку, такой уж у меня характер — не могу без людей и без дел, часто необязательных, жить и быть.
Ну, бывайте здоровы! Пусть охотничий сезон принесёт удачу! Пусть Вам хорошо пишется и вольно дышится. С Новым годом! Мира Вам и нам. Новых замыслов и новых книг! Кланяюсь. Ваш В. Астафьев
Декабрь 1982 г.
(М.А.Ульянову)
Дорогой Михаил Александрович!
Вот и еще один год жизни минул, ещё один кусочек жизни откололся от нас и булькнул в бездну времени. Поклонимся ему вослед поблагодарим за то, что он был мирным, а более ни помянуть, ни поблагодарить его не за что: всё та же суета, демагогия, ложь, время, выродившееся в безвременье, нация, на глазах распадающаяся, как больная брюшина, давно, в молодости ещё поражённая болезнью рабства, униженности и ко всему покорности, что делается вокруг. Да и нет её уже, нации-то, — что-то полурастворённое ассимиляциями, нация, не восстановившая себя не только количественно после войны, но и стыдящаяся самой себя. Да и есть чего стыдиться. Табуном скотским сделались: табунно пьют, табунно случаются, табунно идут, куда ведут. В Сибири это хохлы — их, голубчиков, исподволь накопилось в стране больше, чем русских — 50 млн на Украине и 30 — в глуби того, что звалось Россией и Сибирью, а теперь незаметно переименовано в Нечерноземье и Кацапию.
Видел Вас издалека на юбилейном пленуме, но вокруг Вас толпились люди и мелькали блицы фотоаппаратов, и я не подошёл — мой единственный зрячий глаз плохо переносит мельканье блицев. Но все блицы померкли, когда начались речи с юбилейной трибуны. Конечно, наивно было бы ждать в такой день на такой трибуне какие-то откровения, в основном талдычат всё то же, что и тридцать, и сорок лет назад...
Выдержал я лишь до Муслима Магомаева — пусть бы он да Биешу больше пели. Ушёл я в гостиницу, и там мы с хорошими людьми хорошо попили и чайку, и кофейку, и коньячку. С тем я и поехал в Вологду за дочерью и внуком. Привёз их сюда. Дочь где-то сразу после Нового года будет рожать нам второго внука, внучку ли. А муж в бегах. Они, мужья-то, сейчас передовые, не то что мы, отсталые — заведём, бывало, детей и сами их воспитываем, растим. кормим, теперь этим государство вроде должно заниматься: нужны ему рабочие и солдаты — корми! Ну, а в нашем варианте — дед и бабка пока живы, будут нести семейное бремя (слово-то какое точное!). Зять мне как-то сказал бодренько: «Как вы, папа, живёте — живут единицы, как я живу — живут миллионы». А ведь рабочий, дорожник, и гляди, как политицки подкован! Не зря боролись за всеобщее образование, и они. образованные, хотят вольно пить, валяться в медвытрезвителях, поднимать кулаки на жену за то, что она его мужа, кормит, поит и ублажает.
Такой свободы ещё свет не видывал! Вот это демократия! Для лжецов! Для лодырей и пьяниц. Позабавлялись в своё время наши духовные наставники пустыми словами и жестокими мерами воздействия, не задумываясь, что из этого получится, произрастёт. И произрос законченный трус да тунеядец в невиданном масштабе! А как теперь всё это исправлять и что делать — никто не знает.
