Неизвестен Автор - Раиса, Памяти Раисы Максимовной Горбачевой

Вообще память у меня была хорошая. И я свои лекции "перед лицом аудитории" - такое выражение бытовало среди преподавателей - практически никогда не "читала", то есть не зачитывала с листа. Лишь иногда по ходу изложения темы проверяла отдельные цитаты, изречения, цифры... Но тогда, на первой учебной лекции в студенческой аудитории, у меня, конечно, совершенно не было опыта. Не было ощущения временн?го объема материала, то есть величины количества, необходимого материала для двух- или, как требовалось в том конкретном случае со мной, трехчасовой учебной лекции. Не был выработан оптимальный темп речи. Это ведь тоже важно для преподавателя. Не было "запасных" тем для диалога с аудиторией на случай, если лекция завершится раньше: все это пришло только со временем, с опытом педагогической работы. Да, забыла сказать: аудитория была весьма солидной - человек 200. В общем, свою первую лекцию я закончила за тридцать минут до звонка. Эти полчаса! Я не знала, куда их девать и куда деваться самой - и от студентов, и от комиссии!

После лекции - ее обсуждение. А что обсуждает комиссия: достигнута ли цель лекции, правильно ли выделены узловые проблемы, удалось ли лектору связать развитие философии с достижениями естествознания и т.д.

И вдруг заведующий кафедрой сельскохозяйственного института задает вопрос: "Простите, а как давно Вы читаете лекции?" Отвечаю - ни жива ни мертва: "Это моя первая лекция".

Чтоб Вы полнее увидели всю тогдашнюю картину, опишу Вам, что я представляла из себя перед маститыми профессорами и грозной комиссией. Пятьдесят килограммов веса, зеленое платьице, вот здесь - трогает себя за ключицы - галстучек...

"Говорите, первая лекция?" - заведующий кафедрой встал. "Стыдно, коллеги", - сказал и вышел.

На следующий год он взял меня на работу к себе в институт. Сам ушел на полставки, предложил это сделать еще одному из преподавателей кафедры, который тоже был уже в приличном возрасте. И на освободившуюся ставку зачислил меня. Помню, на кафедре он часто повторял модное тогда выражение Н.С.Хрущева: "Мы едем с ярмарки, дорогие друзья". И добавлял: "И мы должны помочь молодому специалисту". И шутливо показывал на меня. Так я стала на кафедре собирательной фигурой молодого специалиста - и, естественно, старалась не подвести заведующего. Выкладывалась сполна. Но вскоре его не стало...

- Имя, отчество его не вспомните?

- Почему же? - удивилась она. - И имя, отчество и фамилию - Николай Иванович Хворостухин. Умер от рака. Он, к большому сожалению, умер, а меня вскоре отчислили с кафедры по сокращению штатов.

- Ну и поворот!

- Поворот, увы, типичный. Сколько всего доброго держится зачастую на одном-единственном добром человеке!

За долгие годы моей профессиональной работы я, честно говоря, так и не привыкла к лекции - в том смысле, что она так и не стала для меня какой-то заурядной, повседневной обязанностью. Каждая лекция - экзамен.

В силу специфики предмета, который преподавала, - философии, и характера моей научно-исследовательской работы, связанной с социологией, тематика моих лекций была очень разнообразной.

Скажу без похвалы: иногда мои собеседницы, почему-то именно собеседницы, женщины, удивляются, откуда мне известны те или иные научные сведения, подчас из сфер, очень далеких друг от друга. А это просто-напросто дала мне моя профессия, связанная с широким кругом знаний. Та же диалектика предполагает знакомство с естествознанием, физикой, химией, общими законами их развития. А исторический материализм? Чрезвычайно много дали мне занятия конкретной социологией. И потом - я ведь вела не только студенческие курсы. Читала лекции аспирантам, слушателям вечернего университета, куда приходили уже люди зрелые, умудренные опытом жизни, с квалификацией, - азами, азбучными истинами от них не отделаешься.

Тематика лекций, повторяю, была очень разнообразной: от истории философии, гегелевской "Науки логики", кантовских антиномий, ленинской теории отражения, методов и форм научного познания, проблемы сознания до роли личности в истории, структуры и форм общественного сознания, современных социологических концепций, философских течений в зарубежных странах и т.д. <...>

В шестидесятые годы в моей библиотеке, а еще точнее, в моей жизни появились Библия, Евангелие, Коран... Как я их доставала! Какими причудливыми путями! Но они у меня уже тогда были, уже тогда я их читала. И тогда же впервые серьезно задумалась о вере, веротерпимости, о верующих и церкви.

Чрезвычайно важную роль в моей профессиональной судьбе сыграло увлечение социологией. Как наука социология в нашей стране практически перестала существовать где-то в тридцатые годы. Оказалась - я здесь тоже хочу быть точной, ибо это важно - "ненужной", а может быть, даже "опасной" в условиях формирования командно-бюрократической системы. Социология воплощает то, что мы называем "обратной связью", - уже поэтому система команд ей органически чужда. Так же, как и она этой системе.

Возрождение социологии началось в самом конце пятидесятых, а по существу в начале шестидесятых годов. Началось медленно, трудно, весьма противоречиво. Наука об обществе, различных его социальных структурах, общностях, их взаимодействии, социология столкнулась с трудностями жизненных реалий 60-70-х годов, с догматизмом и начетничеством теоретической общественной мысли. И все же многими, в числе их оказалась и я, была воспринята как совершенно необходимое общественной науке явление, как средство преодоления разрыва между теорией и практикой.

Занятие социологией открыло для меня мир новых общественных концепций, многие имена талантливых ученых - философов, экономистов, социологов как нашей отечественной, так и зарубежной науки. Познакомило с замечательными людьми первыми социологами страны, энтузиастами своего дела, преданными этому делу и верящими в него. Судьба этих людей оказалась непростой. Потребовались силы и мужество, чтобы выдержать сопротивление новому и даже его подавление в 70-х и начале 80-х годов - в то время, которое позднее назвали "застоем".

- Слишком часто социология говорит нам не очень приятные вещи, не укладывающиеся в официозную доктрину.

- Да, - произносит она раздумчиво. - Считаю очень важным, что предметом моего социологического изучения стало именно крестьянство. Деревня России, откуда все наши корни, вся наша сила, а может быть - и наша слабость. Важным для моего становления как молодого ученого, как личности. Наконец - для формирования моих жизненных позиций. Немаловажно и то, что изучение крестьянства, его реального положения шло на материалах Ставрополья традиционного района сельскохозяйственного производства страны.