Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 7. По зимнему следу

Собираюсь в Москву. Лесник ходил вчера поглядеть травы в лугах и сегодня взялся отбивать косу. Наша овца за месяц вполне поправилась и только слегка хромает, а мерин Васька все-таки убежал в Чарус. Лесник махнул рукой: пусть ходит до осени. Весь месяц, опуская ведро в колодец, я видел на срубе синевший лед. Вчера вынули воду с последней оплывшей ледяшкой.

Лето. Щеглы и ярко-красная чечевица глушат у меня под окном пушистые семена одуванчиков. Уносим в лодку мои пожитки, а из дупел, скворешен и из всех невидимых гнезд – сплошной гул жадных молодых голосов. Новая жизнь вот-вот выпорхнет из гнезда…

Из Мещеры добираться непросто. Лодкой до Брыкина бора. Потом автомобилем в деревню Лакаш. Отсюда ничем, кроме как самолетом. А из Рязани – поезд. Часов десять пути. Как раз столько я добирался из Петропавловска-на-Камчатке. А всего-то по прямой из Мещеры в Москву километров двести, не более.

Дар-эс-Салам, начало пути

40 дней в Африке

23 февраля на ободранном носорогами и колючками вездеходе мы спускались в кратер Нгоронгоро. Эту природную чашу после прочитанных книг я много раз видел во сне. Теперь я высунул голову в люк над сиденьем и не спускал глаз с дороги.

– А вы откуда приехали? – спросил шофер-африканец.

– Из России, – сказали мы с гордостью.

– Россия… Это где? Это там, где Италия? – Машина остановилась, потому что шофер первый раз видел русских и силился что-то вспомнить. – Да, да, Россия… Там казаки? Они такие же полные, как этот джентльмен (кивок в мою сторону), и хорошо на лошадях ездят?..

Мы слегка огорчились. Это ведь был шофер, а не какой-нибудь лесной житель Танзании, промышляющий зверя. Но я успокоился, вспомнив, как собирался в Африку. Завхоз редакции приготовил мне полмешка пленки:

– Как оформлять будем?

– Да напиши просто: командировка в Танзанию.

– Зверей будешь снимать? Интересно… – Вздохнул завхоз и хорошим почерком написал в документе: «Пленка выдана для поездки в Тарзанию».

– Всего одна буква-то разницы, подумаешь, – вместе со всеми смеялся завхоз. Потом он отвел меня в сторону. – Танзания, говоришь, а это где?..

Багамойо. Место, где продавали рабов.

По карте легко проследить полет до Танзании: Москва – Каир – йеменский аэродром Ходейда на берегу Красного моря – порт Аден – столица Сомали Могадишо – и наконец Дар-эс-Салам.

В Ходейде мы убедились: и в феврале солнце над землею не остывает. Мы сели утром. Но песок и военные самолеты, окрашенные под цвет пустыни, были накалены. Наш самолет, промерзший в небе, на горячем бетоне покрылся каплями влаги. Вода стекала по крыльям и жидкими ручейками лилась на бетон. Худая аэродромная собака, озираясь, быстро лакала из маленькой лужицы. Принимавший почту старый араб подставил ручейку сухую ладонь и, сняв узорную шапочку, помочил лоб… Кругом была сухая желтая Африка.

Часов пять кряду под крыльями плыл монотонный пейзаж. Синяя рябь океана. Белая полоса пены у берега. Земля сквозь толщу синего воздуха казалась бледно-сиреневой.

Зеленую Африку мы увидели с самолета в конце пути. Пальмы у океана. И далее вглубь вся земля была в сочных кудряшках. Меж двух океанов – синего и зеленого – выбрал место для жизни белый город Дар-эс-Салам.

По-русски Дар-эс-Салам – Гавань Мира. Город недавно отметил столетие. Интересных для туристов морщин и седин у танзанийской столицы нет. Белые арабского и европейского стиля дома, мечети, церкви, конторы и банки. Огромная пристань. Среди множества флагов над кораблями я ревниво искал и нашел-таки красный флаг. В бинокль можно было прочесть название корабля: «Академик Павлов».

Дар-эс-Салам – большие ворота в мир с восточного побережья Африки. Как во всех портах, тут перемешаны тысячи запахов и тысячи звуков: разноязыкая речь, скрежет лебедок, гудки и голоса чаек. Краны и потные докеры кладут в утробы кораблей тюки золотистого сизаля, мешки с кофе, ящики с чаем, стальные боксы с алмазами, табак, шкуры животных. На берег идут: бензин, автомобили, пестрые ткани, машины, спички, приемники и консервы, словом, все, что делают в мире города с дымящими трубами.

В Дар-эс-Саламе я не увидел фабричных труб. Это торговый город. Магазинов и лавочек тут, кажется, больше, чем покупателей. Большую торговлю ведут главным образом белые: англичане и немцы. В маленьких лавках – сплошь индусы. Терпеливо, до поздней ночи не гасит свет индус в своей лавке. И, видимо, не напрасно. Дар-эс-саламский индус всегда хорошо одет, имеет автомобиль, хороший дом на краю города. Африканец торгует на улице. Его товар – резные фигурки из дерева, щиты, барабаны, копья…

Работа, как и торговля, пока что тоже поделена по старому принципу: работа белая – белому, работа черная – черному. Часа два я постоял на городской стройке. Инженер-англичанин сидел в конторке. Индус, в забрызганной мелом чалме, руководил на лесах, другой индус вел кладку. Молодые высокие африканцы носили известь и камень. Ни одного крана в городе я не видел. Блоки с веревками, деревянные подпорки и клинья… Однако конечный результат стройки везде поражает изяществом и добротностью. Строек много. И потому Дар-эс-Салам выглядит молодым. С крыши новой восьмиэтажной гостиницы «Килиманджаро» хорошо виден белый, горячий, пахнущий океаном город.

В Дар-эс-Саламе двести пятьдесят тысяч жителей. С одним из них в первый же день я познакомился на окраинной улочке. Старый рыбак вез на велосипеде акулу. Огромная рыба лежала на багажнике сзади – голова и хвост почти касались земли. Конечно, я пустил в дело весь арсенал фотографической техники. Наверно, я очень уж суетился, и рыбак решил, что я на нем хорошо заработаю. Он прислонил к пальме велосипед с необычной поклажей и подошел получить свою долю с дохода.

– Джамбо, бвана… – сказал старик для начала.

Так я узнал два первых африканских слова: «джамбо» – здравствуйте и «бвана» – господин.

Страничка истории…

Лежащий к северу от столицы Танзании городок называется Багамойо. По-русски – это Прощание с Надеждой.

Через два часа езды по прибрежным пальмовым рощам мы увидели закопченный, поросший травою форт, древнюю мощеную площадь и нынешний городок, по которому бегали куры. Из крайней хижины выбежал человек босой, в красной полинявшей рубахе, молодой и покоряюще простодушный. Он назвался Джозефом Агнесом, сказал, что промышляет столярным делом и что вторая его специальность «показывать Багамойо». За час с небольшим мы обошли место, теперь забытое, но много веков известное во всем мире торговлей рабами. Джозеф знал о своем городке не все, но главное знал.