Константин Кайтанов - Мои прыжки. Рассказы парашютиста

Если бы Громов раскрыл свой парашют сразу же после отделения от самолета, то падающий самолет, возможно, задел бы за купол парашюта или ударил бы его какой-нибудь своей частью.

В 1934 году от удара о самолет погиб один из старейших парашютистов Советского Союза товарищ Ольховик. Разрабатывая теорию вынужденного прыжка из штопора, товарищ Ольховик совершил ряд прыжков и во время одного из них был задет какой-то частью самолета.

Особенно большое применение затяжной прыжок найдет в военное время.

Медленно спускающийся парашютист со светлым куполом громадных размеров будет представлять прекрасную мишень для стрельбы как с земли, так и с воздуха.

Затяжной прыжок с большой высоты необходим и тогда, когда нужно сесть в строго ограниченном месте. При нормальном прыжке выполнить такое задание почти невозможно, так как очень трудно учесть влияние на спуск с раскрытым парашютом плотности воздуха, меняющееся на разных высотах направление ветра, болтанку и т. п.

Наконец, все время растущая скорость самолетов новых конструкций, достигающая сейчас 100–150 метров в секунду, тоже заставляет прибегать именно к затяжному прыжку. Ни один из современных парашютов не выдержит динамического удара, который получится, если парашют будет раскрыт сразу же после отделения парашютиста от скоростного самолета.

Несмотря на все это, затяжной прыжок в те дни был совершенно не изучен. Энтузиасты затяжных прыжков должны были разрешить ряд вопросов.

Я не делал ни одного прыжка так просто, ради самого прыжка. Всякий раз я ставил себе совершенно конкретные задачи.

Для того, чтобы проверить, как дышит парашютист, я проделал такой опыт. Выбросившись из самолета, я начал кричать. Крик этот, по всей вероятности, мог многих перепугать, настолько он был дик и неумерен. Но в воздухе меня никто не слышал и слышать не мог, потому я и кричал во всю мощь своих легких. Криком я доказал, что, летя камнем вниз, парашютист все же дышит. Ведь для того чтобы кричать, надо в легкие набрать воздух и вытолкнуть его.

После ряда прыжков я установил, что динамический удар при раскрытии парашюта не опасен для человеческого организма. Правда, удар достаточно силен, но его можно несколько смягчить, подкладывая под лямки специальные мягкие подушечки, которые распределяют нагрузку более равномерно.

Парные прыжки

Изучая затяжные прыжки, мы с товарищем Евдокимовым одно время увлекались парными прыжками. Поднявшись в воздух, мы одновременно с двух бортов отрывались от самолета.

Мы друг другу не говорили ни слова о соревновании, но, прыгая вместе, каждый из нас стремился как можно дольше лететь, не раскрывая парашюта.

Прыгали мы обычно вечером, когда на аэродроме стихал шум моторов и прекращалась дневная суета.

Летчики, техники, парашютисты, представители всех аэродромных профессий собирались на старте и терпеливо ожидали, когда в воздухе от бортов самолета одновременно оторвутся два человека и стремительно полетят вниз. При этом они всякий раз гадали, кто сегодня выйдет победителем: я или Евдокимов?

Очень часто к оживленной группе зрителей подходил командир эскадрильи. Энергично потирая ладони рук, он весело приговаривал:

— Кто же из них сегодня победит?

Многих привлекали не только наши прыжки, но и самолет, на котором мы обычно подымались в воздух.

Самолет этот, типа «Фарман-Голиаф», был своего рода уникумом. Единственный уцелевший представитель когда-то мощных самолетов, он неизвестно какими путями попал в нашу часть. Никто не мог понять, каким образом он сохранился настолько, что даже мог подыматься в воздух.

Летал на нем только один летчик — Коля Оленев. Больше никто не знал тайн и секретов управления этой машиной.

Хозяин «Фарман-Голиафа», небольшого роста, необычайно толстый, хорошо владел своей, казалось, неповоротливой фигурой. Бывший борец, он был ловок и проворен.

Товарищ Оленев прекрасно знал своего старого, изношенного и потрепанного «дедушку». Он на нем не просто летал, а еще ухитрялся делать крутые виражи, боевые развороты и глубокие спирали. Однажды он дошел до того, что подал командиру части рапорт с просьбой разрешить ему сделать на «Фарман-Голиафе» мертвую петлю.

Два старых мотора «Фарман-Голиафа» производили особый, непередаваемый шум. Поэтому, даже не видя машины, было совсем не трудно определить, что летит «дедушка».

Коля Оленев часто летал по утрам, когда в городе все еще спали. Несясь над домами, он будил даже тех, чей крепкий утренний сон не легко нарушить. За это его самолет получил меткую кличку: «летающая гитара».

Утренние серенады «летающей гитары» создали Оленеву большую популярность среди населения городка.

Оленев очень любил неожиданно появиться над городским садом и виражить. Шум моторов заглушал слова, сказанные на расстоянии двух шагов. В саду смолкал оркестр, прекращались выступления артистов. Люди, подняв головы кверху, кто смеясь, кто негодуя, наблюдали за недосягаемой для них «летающей гитарой».

Вдогонку Оленеву неслась веселая брань.

Насладившись своим «могуществом», он улетал и в этот день гуляющих в парке больше не беспокоил. Более десяти парных прыжков совершили мы с товарищем Евдокимовым.

Наш предпоследний прыжок был 18 июня 1933 года. По заданию, мы должны были падать ровно 20 секунд.

Выпрыгнув из самолета, я решил сделать как можно бόльшую затяжку и опередить Евдокимова.

Я дернул за кольцо, когда земля была уже совсем близко и можно было без труда различить многие детали на аэродроме.

Падал я 25,5 секунды, опередив Евдокимова более чем на 400 метров.

Окрыленный этим, я предложил товарищу Евдокимову совершить затяжной прыжок на установление рекорда. Не без труда получив разрешение у командира нашей части, мы назначили состязание на 9 июля 1933 года.

Первый рекорд

Был ясный, жаркий день. Вся часть знала о предстоящем полете. Как всегда, в ожидании взлета «болельщики» собрались у красной черты.

Наше появление они встретили веселыми репликами.

Вместе с нами на самолете подымались в воздух инженер Семенов, доктор Калужский и пять учеников, которые должны были прыгать первый раз.

На высоте 600 метров мы с Евдокимовым произвели расчеты, проверили их и приступили к выпуску перворазников.

Первый…

Второй…

Третий…

Все пять парашютистов хорошо отделились от самолета и своевременно раскрыли парашюты.

Летя над ними, мы видели, как пять белоснежных зонтов, плавно раскачиваясь, медленно опускались на землю.