Лея Трахтман-Палхан - Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву

Во время войны я вспомнила «оду», которую написал в моем дневнике учитель Шапиро, и включила ее в одно из моих писем к семье. У нас в переписке был двухлетний перерыв. С тех пор я никогда не забывала это стихотворение и показывала его детям и внукам.

Вот что написал мне тогда мой учитель:

В знаньях с Леей кто сравнится?Кто, как Лея, знанья ищет?Разбирается по сути и пытливо неустанноПродолжает поиск дальше.На лету урок готовит и вопросов не страшится,Для подруг товарищ верный,Посоветовать им рада.Жизни долгой интереснойОт души тебе желаю!

Перечисляя имена наших преподавателей, я забыла упомянуть учителя рисования Аллема. Мне нравились его уроки. Он научил нас составлять цвета красок из трех основных, разбавляя одну другой. Он также учил нас рисовать с натуры. Мы пользовались акварелью. Мне запомнился один рисунок, который я сделала на его уроке. Это был рыцарь на коне. Одежду рыцаря я выкрасила в бордовый, голубой и серебристый цвета, коня же сделала коричневым. Это «произведение» было плодом моей фантазии. Наш учитель рисования был организатором пуримских праздничных шествий в Тель-Авиве.

Наши педагоги полностью отдавались своему делу, были настоящими воспитателями. Перед праздниками они пешком приходили через весь город подготовить нас к выступлениям и постановкам. Я помню, как Това и я, одетые в костюмы для выступлений, стоим перед нашим классным руководителем г. Дафна и показываем ему наш номер. Он, семейный человек, специально пришел после обеда в Нве-Цедек с улицы, расположенной у самого моря. Учителя ходили с нами за город и там проводили уроки естествознания. На эти прогулки мы шли пешком, шли и пели наши любимые песни.

В 1956 году я увидела автобус с учениками, выезжающий с центральной станции Тель-Авива. Меня взволновали знакомые с детства песни, несущиеся из автобуса.

Мы выезжали также на экскурсии по Стране. Как-то раз была у нас поездка к Мертвому морю. На берегу моря стоял старый небольшой барак, открытый в сторону моря. Перед ним были столики со стульями. Это, по-видимому, было кафе. Из барака официант выносил на подносе прохладительные напитки. В моей памяти запечатлелась высокая англичанка в нарядном светлом летнем платье и в соломенной шляпе с полями. Она сидела спокойно и гордо, беседуя с одетым по-европейски мужчиной, сидевшим с ней за столиком Я ее запомнила не только потому, что весь ее вид так не подходил к окружающей среде: старому бараку, старой мебели, бедно одетым другим посетителям. Мне запомнилось ее высокомерие. Нас было много, а она, эта леди, не бросила на нас ни единого взгляда, как будто нас не существовало.

Мы купались в море перед самым бараком. Затем наш учитель повел нас к месту впадения Иордана в Мертвое море.

В Иерусалиме на экскурсии мы были дважды. В первый раз в четвертом классе, а во второй – перед окончанием школы в восьмом классе. Я помню впечатление от Стены Плача. Мы стояли в узком переулочке перед стеной из древних крупных камней, из щелей которой росла трава. Мы поднялись на гору к Еврейскому университету и сфотографировались там. По дороге мы встретили арабских детей в грязной и рваной одежде. Они вызвали у нас жалость.

Во время первой экскурсии мы прибыли в иерусалимскую школу, принявшую нас. Мы гостили у школьниц четвертого класса. Когда дошла очередь до меня при распределении девочек по домам, учитель сказал мне, кивая на девочку рядом: «Иди с ней. Я надеюсь, что ты будешь чувствовать себя хорошо в ее семье». Девочка эта была дочерью фармацевта. В их зажиточном, благоустроенном доме меня приняли хорошо. Мне выделили отдельную кровать в комнате девочки. Во время ужина в столовой я расплакалась. Родные девочки успокаивали меня, спрашивая о причинах плача. Я отвечала им, что тоскую по маленькой сестренке Саре. Я очень любила своих младших сестер и Якова. Родители целыми днями были заняты, и мы с Товой ухаживали за младшими детьми. К моей любви к ним примешивались и материнские чувства.

В скаутах «Цофим»

Во время летних каникул мы выезжали в лагерь. В первый раз я была в одном с Товой лагере, но по возрасту мы попали в разные отряды. Там нас учили, как поставить палатку; устраивали соревнования по бегу, прыжкам в высоту и кто быстрее поставит палатку.

Лагерь был расположен в прекрасной роще с высокими деревьями, свежей зеленой травой. Ночью мы дежурили по очереди, охраняя лагерь. Весь день был заполнен разными мероприятиями. Наши вожатые, молодые парни и девушки, были серьезными и ответственными. Я не думаю, что в то время кто-то работал на таких должностях за деньги. Това часто навещала меня. Она заботилась обо мне, относилась ко мне с нежностью и любовью. Това, которая во время наших путешествий была худой, болезненной девочкой с бритой головой, теперь развилась и стала очень красивой. В скаутском лагере я помню ее в форме цвета хаки, которая была ей к лицу, и с галстуком. В лагере я увидела сестру другой, чем в домашней обстановке: я разглядела ее правильные черты лица, большие серые глаза, высокий, прямой лоб, как у отца, белые правильные зубы, гладкие, блестящие волосы, стройную красивую фигуру. Такой я ее вспоминала в долгие годы нашей разлуки.

Была я и в других лагерях, в частности в лагере «А-Ноар а-Овед».

Организация «Труд»

Очень скоро нашему пребыванию в скаутах пришел конец. Наши вожатые Барух и Ривка были «левыми» по своим взглядам. Они вывели нас, младшую группу и группу молодежи, старше нас на несколько лет, из «Цофима». Большинство из этой молодежи были учениками гимназии «Герцлия», но некоторые были рабочими. Барух создал новую организацию «Труд» («Гдуд Амаль»). Клуб ее помещался в бараке, расположенном на огороде родителей Баруха. Рядом была и палатка. В этом клубе мы собирались на доклады и беседы на разные темы. Нашим докладчиком и руководителем, проводящим беседы, был сам Барух. Помню, например, я беседу на тему «Время».

Устраивались в клубе танцевальные вечера. Мы танцевали хору, польку и краковяк. Этим танцам мы научились, наблюдая за халуцами, которые собирались на улице Алленби возле аптеки. Они приходили из соседних поселений, где работали наемными сельхозрабочими, и под звуки песен «Хава Нагила», «Ам Исраэль Хай», «Эль Ивне а-Галиль» веселились до рассвета. Мы стояли, наблюдая за ними, до поздней ночи. Их заражающие весельем песни и танцы захватывали нас. Мы с трудом отрывались и бежали домой.

В зимние вечера мы заходили в клуб «Гдуд а-Авода» (рабочей бригады) на берегу моря. Члены бригады жили коммуной. После тяжелой работы по прокладке шоссейных дорог, в которой женщины участвовали наравне с мужчинами, они, отбрасывая усталость, зажигательно плясали. Мы только наблюдали за ними.