Петр Губер - Донжуанский список Пушкина

Один из старых комментаторов поэта, А. И. Незеленов, впервые высказал, а М. О. Гершензон целиком принял и развил ту мысль, что через жизнь Пушкина еще до ссылки прошла какая-то очень большая и серьезная и, вместе с тем, несчастная, неразделенная любовь. Об этой любви молчат друзья и современники. Ничего не говорит открыто и сам поэт. Но намеки, рассеянные в стихах, достаточно красноречивы.

Гершензон проделал опыт "медленного чтения" Пушкинских стихотворений и пришел на основании его к весьма любопытным выводам (1).

1. M. О. Гершензон "Северная любовь Пушкина". Вестник Европы, 1908, январь. Перепечатано с сокращениями в книге "Мудрость Пушкина".

Прежде всего он обращает внимание на то обстоятельство, что Пушкин, удаленный из столицы по распоряжению властей, в поэтических признаниях своих бессознательно изображает это событие так, как будто он добровольно покинул Петербург и высший свет, бежал из него в поисках душевного спокойствия и свободы:

Искатель новых впечатлений,Я вас бежал, отечески края,Я вас бежал, питомцы наслаждений,Минутной младости минутные друзья;

Он разорвал какие-то сети, "где бился в плену", где "тайно изнывал, страдалец утомленный"; ссылка была для него благодеянием, удачным выходом из положения, давно ставшего невыносимым. Почему? Он предоставляет нам догадаться об этом и говорит недомолвками, – довольно, впрочем, ясными, – о несчастливой любви.

Любовь эта еще не миновала, хотя предмет ее оставлен на ненавистном севере. Но любовь опустошительным огнем своим как бы выжгла всю душу поэта.

Искатель новых впечатлений, в сущности, уже неспособен переживать их. Его психический мир закрыт наглухо. Нравственное омертвение им владеет. На незнакомые картины южной природы он глядит с каким-то странным равнодушием, которому сам впоследствии удивляется.

Поэтическое творчество также стало вдруг ему недоступно. Это обстоятельство имеет чрезвычайную важность для выяснения интересующего нас вопроса.

В первой главе "Онегина" Пушкин говорит:

Любви безумную тревогуЯ безотрадно испытал.Блажен, кто с нею сочеталГорячку рифм: он тем удвоилПоэзии священный бред,Петрарке шествуя вослед,А муки сердца успокоил,Поймал и славу между тем;Но я, любя, был глуп и нем.

Мы знаем несколько случаев, когда творческая способность временно оставляла Пушкина. Но ни разу упадок творческих сил не был так глубок и резок, как в начале 1820 года. К первым четырем месяцам этого года относятся только две коротенькие элегии, носящие имя Дориды, незаконченный отрывок "Мне бой знаком, люблю я звук мечей", да эпиграммы на Аракчеева. Во время пребывания на Кавказе написан лишь эпилог к "Руслану и Людмиле". Здесь содержится следующее горькое признание:

На скате каменных стремнинПитаюсь чувствами немымиИ чудной прелестью картинПрироды дикой и угрюмой;Душа, как прежде, каждый часПолна томительною думой, –Но огнь поэзии погас.Ищу напрасно впечатлений!Она прошла, пора стихов,Пора – любви, веселых снов,Пора сердечных вдохновений!Восторгов краткий день протекИ скрылась от меня навекБогиня тихих песнопений…

Немного позднее "прошла любовь – явилась муза" ночью на корабле, в виду Гурзуфа, он набрасывает элегию "Погасло дневное светило". В элегии этой, подводя мысленный итог недавнему прошлому, он говорит:

Лети, корабль, неси меня к пределам дальнымПо грозной прихоти обманчивых морей,Но только не к брегам печальнымТуманной родины моей,Страны, где пламенем страстейВпервые чувства разгорались,Где музы нежные мне тайно улыбались,Где рано в бурях отцвелаМоя потерянная младость,Где легкокрылая мне изменила радостьИ сердце хладное страданью предала.

Минутные друзья минутной молодости и наперсницы порочных заблуждений забыты и только:

… прежних сердца ран,Глубоких ран любви,Ничто не исцелило…

Эти стихи навеяны некоторыми строками Байроновского "Чайльд-Гарольда". Но знаменателен самый выбор образца для подражания. Итак, к тому моменту, когда Пушкин попал в Крым, первоначальная острота чувства, зародившегося в Петербурге, ослабела. Он вновь мог писать и творить. Но душевная омертвелость проходила лишь постепенно; он не был вполне уверен в окончательном воскресении своего поэтического таланта и в ближайшие годы не раз возвращался к этой теме.

И ты, моя задумчивая лира,Найдешь ли вновь утраченные звуки?

("Желание", 1821 год)

Предметы гордых песнопенийРазбудят мой уснувший гений

("Война", 1821 год).

И, наконец, еще в первой песни "Евгения Онегина":

Адриатические волны!О, Брента! Нет, увижу вас,И, вдохновенья снова полный,Услышу ваш волшебный глас.

"Кавказский пленник" был задуман на Минеральных Водах и писался в Гурзуфе. Это произведение в значительной мере автобиографическое, дающее ключ к пониманию душевной жизни Пушкина летом 1820 г.

Конечно, никакой внешней аналогии не было. Пушкин не только не побывал в плену у горцев, но ему даже не удалось в тот раз посетить горные области Кавказа, и потому действие поэмы, которое должно было бы развиваться где-нибудь в недоступных дебрях Дагестана или Чечни, перенеслось в травянистые долины, открывающиеся взору от склонов Машука. Но характер "Пленника" создан Пушкиным по своему собственному образу и подобию. Он отлично сознавал это. "Характер "Пленника" неудачен – пишет он В. П. Горчакову из Кишинева: – это доказывает, что я не гожусь в герои романтического стихотворения. Я в нем хотел изобразить это равнодушие к жизни и ее наслаждениям, эту преждевременную старость души, которые сделались отличительными чертами молодежи 19 века" (1).

1. Переписка т. I, стр. 36.

"Кавказский пленник" считается первым опытом в ряду байронических поэм Пушкина. Это прочно укоренившееся мнение требует поправок. Еще проф. Сиповский указал, что по сюжету своему поэма гораздо ближе стоит к американским повестям Шатобриана. И вполне правильно замечает П. Е. Щеголев: "Чисто литературные разыскания и сравнения недостаточны для разрешения вопроса о формах и степени этих литературных влияний: необходимы и чисто биографические изучения. Герои чужеземные влияли не на изображение лиц в поэмах Пушкина, не на литературу, а на жизнь; прежде всего они были образцами для жизни. Каким был Пушкин действительный в первое время ссылки? В те годы, когда возникли влияния Шатобриана и Байрона, Пушкин еще не отдавал себе отчета в том, что было сущностью его духовной личности. Он самому себе казался романтическим героем; находя некоторые соответствия в своей жизни с теми обстоятельствами, которые характерны и для властителей его дум и для их героев, Пушкин искренно думал, что он им подобен и должен осуществить ту жизнь, какою жили его воображаемые и жившие герои и какая казалось столь безумно очаровательной со страниц их произведений. Таким образом литература, создавая героев, влияла на жизнь… И когда Пушкин переходил от повседневной жизни к творчеству, ему не нужно было прибегать к внешним заимствованиям для изображения своего героя. Он был искренен и оригинален, черпая материал для характеристики в самом себе и считая созданное им представление о самом себе тождественным тому внутреннему существу своему, которое было тогда закрыто для него. Мы можем судить о том, каков был или, вернее, каким казался тогда Пушкин по его признаниям. Из собственного его признания мы, например, знаем, что в "Кавказском пленнике" он изображал себя или того Пушкина, за какого стремился себя выдать" (1).