Аркадий Стругацкий - Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1972–1977

Статья Н. М. заставляет вспомнить критические статьи начала 60-х «Со смаком!», «Кое-что о „мальках“», «Неужели так будут говорить люди будущего?», «Запорожцы в космосе». Всех их объединяет нелюбовь к языку Стругацких. Н. М. даже цитаты приводит в основном из ранних книг АБС (утверждая, что это произведения конца 60-х). Но вот что любопытно. Все стилевые упреки, которые Н. М. адресует Стругацким, а именно: злоупотребление разговорной, «фельетонной», «бойкой, обильно уснащенной остротами» речью, использование чужого стиля, цитат и устойчивых оборотов, «изобретательность по части ругательств» — как бы они смотрелись сейчас? Не правда ли, такие особенности отличают прозу современную, начала XXI века, от прозы XX, и тем более XIX веков? Значит, и здесь АБС явились новаторами? Тема, заслуживающая внимательного филологического разбора.

Впрочем, выводы статьи достаточно благожелательны.

<…>

В настоящей статье не ставилась задача детального освещения всего творчества А. и Б. Стругацких. Как видно из приведенных примеров, мы касались в основном произведений, написанных (или переработанных) в конце 60-х годов. Оставлены в стороне, например, и «Отель „У погибшего альпиниста“», где содержится много общего в стиле с произведениями уже упомянутыми, и повесть «Улитка на склоне», в которой тема «трудно быть богом», сквозная для творчества Стругацких, перенесена в новые обстоятельства и которая является, скорее, неудачей авторов в попытке освоения новой стилистической манеры. Возможно, что корни последних неудач писателей следует искать именно в слабых сторонах их предыдущих произведений.

Критика неоднократно указывала на новаторство Стругацких в жанре фантастики. Что касается языка, то это новаторство состоит не столько в создании новых приемов художественного изображения, сколько в усвоении приемов, уже существующих в советской художественной литературе. Во многих текстах и контекстах их повестей угадывается и стиль А. Н. Толстого (в особенности синтаксиса), и стиль И. Ильфа и Е. Петрова (в почти дословном использовании некоторых сочетаний с определенной экспрессивно-эмоциональной окрашенностью, сравним: «абсолютно не на чем со вкусом посидеть» у И. Ильфа и Е. Петрова — «абсолютно не на что со вкусом поглядеть» у А. и Б. Стругацких), и стиль А. Шварца (в частности речевая характеристика глуповатого Арканарского короля в повести «Трудно быть богом» очень близка репликам «голого короля» в пьесе А. Шварца «Голый король»).

Многим повестям А. и Б. Стругацких свойственны и острота сюжета, и гибкость стиля, есть у них и удачные образы. Но популярность жанра ко многому обязывает писателя-фантаста: о его произведении судят и по языку, и по содержанию, и по тем идеям, которые заключены в произведении. Академик В. В. Виноградов писал, что в художественных произведениях «сказываются степень речевой культуры и уровень художественного вкуса той социальной среды, к которой принадлежит автор и которую он стремится обслуживать своим творчеством» («Вопросы языкознания». 1955. № 4). Это положение следует помнить не только языковедам, но и писателям.

Вернувшись в Москву, АН принимается за обыденную работу — пишет рецензии. 6–10 июня датированы его рецензии на фантастические повести Л. Пироговой, Владимира Малова, Владимира Михановского, Виктора Бабкина, на фантастические рассказы Валентина Рича, Романа Подольного, на приключенческую повесть Болдырева, на перевод рассказа Лена Грея. Приведем в качестве примера одну из них.

С именем Виктора Болдырева я столкнулся впервые более десятка лет назад, когда мне пришлось «доводить» в Детгизе первую часть его трилогии, «Гибель Синего Орла». И должен сказать, что с той поры автор далеко шагнул вперед как писатель. Романтическая повесть «Геутвель» есть именно то, что намеревался создать Болдырев, — романтическая повесть, по сюжету, по теме, по стилистике, по способу обрисовки действующих лиц. Мне кажется, я не очень ошибусь, если поставлю «Геутвель» в один ряд с лучшими и прославленными произведениями Майн Рида и Фенимора Купера.

Не стоит подробно излагать содержание повести — автор остался верен своей прежней страсти — Советскому Дальневосточному Северу. Описывается эпизод последних отчаянных попыток чукотских феодалов (я плохо знаю историю этого народа, но, судя по тому, как описывает его Болдырев, владельцев многотысячных стад оленей, державших в беспрекословном повиновении десятки и сотни соплеменников, можно с некоторыми оговорками считать настоящими феодалами) сунуть палку в колесо истории, избежать интеграции с «социалистическим окружением» в послевоенный период. Великолепное знание материала, хорошо и круто сделанная интрига, обаятельные образы героев придают повести Болдырева необычайное очарование, которое не заглушается стилистическими неточностями, кое-где многословием и растянутостью. Скажу прямо: закрывая папку с рукописью, я знал больше, чем открывая ее.

Правда, несколько инородным телом выглядит в повести последний эпизод — начиная с обнаружения избы первопроходца и кончая изложением содержания «заветной казачьей книги». Слишком явно чувствуется здесь стремление автора «оживить» сюжет, а этого ну совершенно не требуется. Эпизод по нужде получился скомканным, неправдоподобным — даже романтическому герою нужно строго отмеривать число случайных удач. Мое предложение: ограничиться в повести находкой избы, а все следствия из этой находки перенести в третью часть трилогии, где ввести их в сюжетную ткань органично и тактично, не так, как здесь. А материал, безусловно, очень любопытный, хотя, как я понимаю, целиком лежит на совести автора.

Вывод. Настоятельно рекомендую выпустить эту повесть, как и «Гибель Синего Орла», отдельным изданием или, значительно сократив, дать в очередном выпуске «Мира приключений».

Дорогой Борик!

1. Был в МолГв, говорил с Белой, Сергеем[38] и Инной Фёдоровной Авраменко. Все активно держат мазу за нас. Авраменко, после того как я рассказал ей о нашем бедственном положении, торжественно обещала приступить к активной борьбе за договор после конца июня, именно июня, а не июля, как я написал было. Черт, совсем отвык от своей машинки. Сергей и Бела обещали всячески ее к этому понуждать. Я, кстати, спросил Авраменко, кто именно и почему нас так задерживает. От прямого ответа она уклонилась, но дала понять, что есть такие силы — выше ее и что она как раз вела такую политику — дать этим силам поуспокоиться и забыть о нас.