Валентин Аккуратов - Лед и пепел

(Начальник дрейфующей станции «СП‑1» И. Д. Папанин, гидро< лог–гидробиолог П. П. Ширшов, астроном–магнитолог Е. К Федоров, радист Э. Т. Кренкель. Экспедиция была доставлена на Северный полюс отрядом тяжелых самолетов под командованием М. В. Водопьянова Самолет СССР-Н-169 — командир И. П. Мазурук, второй пилот М. И Козлов, штурман–бортрадист В. И. Аккуратов, первый бортмеханик П. Д. Шекуров, второй бортмеханик Д. А. Тимофеев; самолет СССР-Н-170 — командир М. В. Водопьянов, второй пилот М. С. Бабушкин, штурман И. Т. Спирин, бортрадист С. И. Иванов, первьД бортмеханик Ф. И. Бассейн, второй бортмеханик П. П. Петенин, третий бортмеханик К. И. Морозов; самолет СССР-Н-171 — командир В. С Молоков, второй пилот Г. К. Орлов, штурман А. А. Ритслянд, первый бортмеханик В. Л Ивашина, второй бортмеханик С И Фрултецкий, бортрадист Н. Н Стромилов; самолет СССР-Н-172 — командир А. Д Алексеев, второй пилот Я. Д. Московский, штурман–радист Н. М. Жуков, первый бортмеханик И. Д. Шмандин, второй бортмеханик В. Г. Зинкин. Вспомогательные самолеты: СССР-Н-166 — командир П. Г. Головин, штурман А. С. Волков, первый бортмеханик Н. Л. Кекушев, бортрадист Н. Н. Стромилов, второй бортмеханик В. Д. Терентьев; СССР-Н-128 (зимовал на острове Рудольфа) — командир Л Г. Крузе, штурман–радист Л. М. Рубинштейн, бортмеханик Ю. А. Бесфамильный.)

Весь мир был ошеломлен дерзостью советских летчиков. Алый стяг Родины затрепетал на самой верхушке планеты Земля. А когда армада тяжелых самолетов ушла для торжественной встречи в Москву, наш экипаж во главе с Мазуруком был оставлен дежурить на острове, обеспечивая безопасность дрейфа научной станции

«Северный полюс‑1» и перелетов через полюс экипажей Валерия Чкалова, Михаила Громова и Сигизмунда Леваневского. (Самолет СССР-Н-209 — командир С. А. Леваневский, второй пилот Н. Г. Кастанаев, штурман В. И. Левченко, первый бортмеханик Г. Т. Побежимов, второй бортмеханик Н. Н. Годовиков, бортрадист Н. Я. Галковский.) Изумление мира достигло высшего предела, когда, преодолев полярные льды и неистовые циклоны, самолеты Чкалова и Громова приземлились в США. Это было дружеское приветствие советского народа народу Америки, призывающее к миру на всей планете.

Перелет экипажа Сигизмунда Леваневского на тяжелом, многомоторном воздушном корабле СССР-Н-209 конструктора Виктора Федоровича Болховитинова должен был не только установить рекорд для подобного класса самолетов, но и доказать возможность транспортно–пассажирского сообщения по кратчайшему пути из Москвы в Америку. На борту самолета были товары, но не для коммерческих целей, а как дар американскому народу: сибирские дорогие меха, черная икра, сувениры советских умельцев, специально отпечатанные по этому случаю почтовые марки.

Остров Рудольфа, как одна из точек наблюдения за полетом, с нетерпением ждал из Москвы «экватор», то есть сообщение, что самолет Леваневского вылетел. Однако, по неизвестным для нас причинам, старт задерживался. Наступила арктическая осень, с ее непрерывными циклонами, охватившими весь океан. Туманы, гололед и пурга неистовствовали над островом. За одну ночь наш тяжелый четырехмоторный самолет Н-169 пурга замела до кромок крыльев. Буйство стихии продолжалось девять суток. Потом двое суток мы выкапывали свой самолет из многометрового, спрессованного ураганом снега, восстанавливали антенны, вытаивали снег, забивший моторные гондолы, полости приборов, готовя самолет для возможного вылета. Наконец, после девяти суток непрерывного дутья, в Арктике установилась хорошая погода. Голубое небо круглые сутки золотило низкое незаходящее солнце. Ослепительно, до боли в глазах, горел ледяной четырехсотметровый купол острова Рудольфа — последней земли перед Северным полюсом.

Утром на самолете У-2 Мазурук ушел в бухту Тихую — там большая научная станция. К концу дня он должен был вернуться обратно. Мы трое — второй пилот Матвей Козлов, бортмеханик Диомид Шекуров и я — остались с зимовщиками на острове.

И вдруг поступает радиограмма: «Леваневский стартовал. Над вами пройдет 13 августа примерно в 08.00 Москвы, обеспечьте дачей погоды. Экватор».

Мы вопросительно посмотрели друг на друга. Куда так поздно? Погода упущена. Дело идет к полярной ночи.

Козлов озадаченно покрутил головой и сказал:

— Надо немедленно сообщить Мазуруку, чтобы ускорил возвращение.

Составили радиограмму и вручили начальнику зимовки Яше Либину для передачи в Тихую.

Бухта Тихая на острове Гукера в двухстах километрах от нас. Оттуда в 1914 году на собачьих упряжках вышли к Северному полюсу Георгий Седов и его молодые спутники матросы Григорий Линник и Александр Пустошный. По пути к острову Рудольфа Седов погиб. Матрасы похоронили своего командира где–то на одном из южных мысов острова Рудольфа и ценой невероятных усилий вернулись обратно в Тихую. Могила Седова до сих пор не найдена. Арктика умеет хранить свои тайны, все наши попытки найти останки героя ничего не дали.

К вечеру опять запуржило. Все утонуло в белой мгле, яростном свисте и грохоте ломающихся льдин. Стены полузанесенной радиорубки, где мы провели всю ночь, вздрагивали и стонали, и казалось, что не выдержат бешеного натиска ветра.

Радисты Николай Стромилов и Борис Ануфриев непрерывно несли вахту, следя за полетом Леваневского, который прошел уже материк и находился где–то над Баренцевым морем, приближаясь к нам. В 08.30 бортрадист Леваневского послал нам радиограмму: «Рудольф, я РЛ. Дайте зону радиомаяка на север». А в 09.15 мы получили подтверждение: «Идем по маяку. Все в порядке. Самочувствие экипажа хорошее».

Из–за воя ветра мы не слышали шума моторов, когда самолет проходил над нами, но в 12.32 московского времени штурман Н-209 Виктор Левченко сообщил нам: «Широта 87°55′, долгота 58°00′. Идем за облаками, пересекаем фронты циклона. Высота полета 6000 метров, имеем встречные ветры. Все в порядке, материальная часть работает отлично, самочувствие хорошее».

До полюса им оставалось 223 километра. Самолет шел против сильного встречного ветра в глубоком циклоне, охватившем весь центр арктического бассейна. Лаконичность редких радиограмм, поступающих с борта, успокаивала, хотя мы и понимали, как тяжело достается им этот полет. Все мы остро переживали за экипаж, но, увы, запертые ураганом в хижинах, погребенных в сугробах, бессильны были чем–либо помочь. Да кто и как может помочь одинокому самолету, бросившему вызов грозным силам стихии! Но мы верили в экипаж, он должен был прорваться сквозь все фронты циклона! Должен! Ведь все моменты риска, неизбежные в таком полете, были продуманы, тщательно проанализированы, все взвешено!

«Все ли?» — холодной змейкой проскальзывала мысль.