Николай Леонов - Холодная война против России

А внешне создавалась ошибочная картина, будто русские вошли в Афганистан не для оказания помощи партии своих сторонников, а для дальнейшего броска к югу, например к Ормузскому проливу, ведущему в Персидский залив, к ближневосточной нефти. Нефть Ближнего Востока всегда рассматривается Западом как жизненно важный фактор для развитого капиталистического мира. Покушение на нефть с чьей бы то ни было стороны — это «казус белли» (причина для начала войны) для США и их союзников. Без этой нефти весь цивилизованный мир сразу же потеряет свой лоск и привлекательность, он погрузится в глубокий и опасный кризис.

Напуганный сверх меры Запад стал быстро прорабатывать меры по противодействию. США увидели в создавшейся ситуации прекрасную возможность отплатить своему противнику — СССР — за свое поражение во Вьетнаме той же монетой. Тогда советская военная помощь вьетнамцам оказалась важным компонентом создания потенциала победы над американцами, теперь американцы решили оказать максимальную помощь моджахедам, чтобы нанести поражение советским войскам. Пакистан воспользовался представившимся шансом, чтобы резко усилить свои позиции в регионе, получить дополнительную помощь от США, отодвинуть на неопределенно далекое время всякие претензии Афганистана на пуштунские территории, входившие в состав Пакистана. Так сформировался блок сил, вмешавшихся в гражданский конфликт в Афганистане, в который уже был вовлечен СССР. Началась война, ставшая одним из мощных разрушительных факторов псевдосоциалистической системы в СССР.

В не меньшей степени опасными оказались и события в Польше летом 1980 года. Записи, сделанные по горячим следам тех дней, дают если не полное, то достаточно яркое впечатление от событий: «21 августа 1980 г. Уже пятые сутки гудит вся Польша. В нашей прессе, на радио и телевидении об этих событиях ни гу-гу. Нет их! Не должно быть! Только вчера было опубликовано краткое изложение выступления Эдварда Терека, из которого вряд ли что может понять нормальный рядовой читатель. Там говорится о «перерывах в работе», о трудностях в экономике, об «остром положении» и пр., но непонятно, откуда растут ноги, нет никакой объясняющей информации. А дело-то очень серьезное! Все началось еще в конце июля. Эдвард Терек и предсовмина Бабюх отдали распоряжение о повышении цен на качественное мясо, которое продавалось прямо на территории промышленных предприятий в магазинах и ларьках. Было это сделано вроде бы так же, как у нас, то есть тихо, без анонсов, без «решений Центрального Комитета и Совета Министров». Но расчет на «незаметность» оказался неверен. Поляк — это далеко не типичный русский. За плечами поляков такие крупные общенациональные выступления, как в 1956 и 1970 годах, когда антиправительственная «буза», поднимавшаяся сначала в Познани, а затем в Гданьске, приводила к смене руководства. В 1956 году была свергнута администрация Берута, а в 1970-м — Гомулки. Теперь, кажется, настала очередь Терека.

Движение началось в этот раз с отдельных забастовок в Люблине, где выступили транспортники, потом метастазы дошли до Варшавы, где поднялись автобусные и трамвайные парки. Власти ничего не предпринимали в общенациональном масштабе и латали каждую дырку отдельно. Кое-как это удавалось, тем более что забастовки носили пока только экономический характер. Люди требовали прибавки жалованья, улучшения снабжения, наведения порядка. Движение тлело почти две недели, пока не докатилось до пороховой бочки — до побережья. 17 августа начался «пожар». В этот день забастовали 30 предприятий, в том числе все судостроительные верфи. Сейчас страна отрезана от моря. Судам под польским флагом запрещено входить в родные порты. Власти просят нас принять в прибалтийских республиках срочные грузы и отправить их поездами в Польшу…

Сказывается опыт старых выступлений. Сразу же повсеместно создаются забастовочные комитеты, они объединяются в городские комитеты и т. д. Губошлепое правительство всегда делало вид, что в стране нет оппозиции. Теперь диссиденты спешно выехали на север и включились в забастовочную борьбу, придав ей острый политический привкус. В требованиях появились такие пункты, как создание подлинно независимых профсоюзов, свобода печати и слова, предоставление церкви права пользования средствами массовой информации. Слышатся голоса о привлечении к ответственности людей, которые довели страну до такого положения…

Все предприятия блокированы пикетами. Члены партии кое- где изгнаны с территории заводов и верфей. Над замершими в бездействии цехами подняты огромные кресты. Идут богослужения с антиправительственным подтекстом. Кое-где печатаются листовки, зовущие к продолжению борьбы. Власть парализована. Партия отсутствует как фактор. Заседания воеводских комитетов не дают никаких вразумительных решений. Политбюро заседает непрерывно, но также безрезультатно. Выхода никто не видит!»

Число бастовавших достигало 600 тыс. Во главе движения на Побережье встал 36-летний электрик с Гданьской судоверфи Лех Валенса. Его отец находился в США и часто появлялся в свите Р. Рейгана, который вел президентскую кампанию. Было известно, что Валенса имел только начальное образование, но волевых качеств ему не занимать. Это прирожденный лидер. Около него сразу же сформировались группа консультантов и целое «правительство» из восьми адвокатов, социологов, историков, которые и формулировали основные политические требования.

5 сентября 1980 года Терек был снят с поста руководителя партии, опять со лживой формулировкой «из-за серьезной сердечной болезни». Новым первым секретарем стал Станислав Каня, 53-летний аппаратчик. Кризис в верхах был разрешен, забастовки пошли на убыль. Правительству даже удалось получить от свободных профсоюзов формальное заявление об уважении конституции и признании социалистического строя.

Но страна вышла из повиновения. Из края в край плескались волны независимого самоуправленческого разгула. Студенчество, интеллигенция активно нападали на правительство. Партия болтала ногами в пустоте, тщетно пытаясь найти хоть какую-то опору. Пленумы, активы, конференции сыпались, как из дырявого мешка, а улицы, массы были отданы оппозиции. Вся Польша превратилась в горящее торфяное болото. На метровой глубине полыхала вся социальная толща.

Мне приходилось каждое утро докладывать начальнику разведки телеграммы, которые мы рекомендовали к рассылке членам политбюро, секретариату ЦК и в ведомства. В один из дней, когда в стопке рекомендуемых телеграмм оказались две-три, освещавшие положение в Польше, Крючков, не отрываясь от чтения, спросил: «Как думаешь, Леонов, начнется теперь стабилизация у поляков?» Я набрал побольше воздуха в легкие и очень печально, хотя и убежденно, произнес: «Нет, думаю, что оппозиция победила, она завоевала главное — народ. А власть сама упадет ей когда-нибудь в руки».