С. Южаков - Михаил Сперанский. Его жизнь и общественная деятельность

Эти труды по устроению государственных финансов заняли конец 1809 и первую половину 1810 года, вторая же его половина и часть 1811 года посвящены были преобразованию положения, в которое наше законодательство ставило внешнюю торговлю. Беспорядочный тариф, не ведавший никакой системы, вывозные пошлины, стеснявшие экспорт и тормозившие национальное производство; стеснительные условия навигации, заставлявшие иностранные суда избегать русские порты, – все это было по достоинству оценено Сперанским. По совещании с представителями купечества под руководством Сперанского был составлен первый стройный систематический таможенный тариф, послуживший прототипом всех наших последующих тарифов. Навигация настолько упорядочена, что немедленно сказалось значительным оживлением портовых оборотов. Эта организация условий внешней торговли, вместе с идеей погашения и консолидации беспроцентного долга, были крупными вкладами Сперанского в наше государственное хозяйство и принесли свои плоды. Отметим еще, что Сперанским же около этого времени указан был Канкрин, в то время еще молодой, начинающий чиновник, как самый способный и толковый финансист.

В этих финансовых и экономических трудах Сперанского достойно отметить еще одну черту, ввиду современных ему сплетен о его франкофильстве, доходившем до пожертвования русскими интересами и до измены. В уставе о ввозных пошлинах 1810 года впервые были обложены чувствительной пошлиной многие французские товары (предметы роскоши), до того времени почти беспошлинно обращавшиеся в России. Такое обложение французской промышленности и стеснение ее сбыта вызвало негодование Наполеона, которое дошло до крайней степени, когда ему стали известны новые правила о навигации в русских портах. Эти правила были так составлены, что английские суда под нейтральным американским флагом получили доступ в русские порты, что и было прямой целью Сперанского, сознававшего весь вред континентальной системы для России.[5] Эти два акта государственной деятельности Сперанского имели, конечно, и свое влияние на то враждебное России настроение, которое именно в это время начало проявляться в политике Наполеона и привело к великому катаклизму 1812 – 1815 годов. Не менее независимой от всякого франкофильства была та иностранная политика, проводником которой был Сперанский в это время. Канцлер Румянцев и официальное русское представительство в Париже принадлежали к горячим сторонникам французского союза, который и был официально внешней основой русской международной политики; но для людей дальновидных, к числу которых принадлежал Сперанский, была ясна непрочность этого союза, и вечно колеблющийся, нерешительный Александр старался удовлетворить обе стороны. Румянцев руководил официальной дружеской Франции русскою политикою, а Сперанский сосредоточивал в своих руках нити тайной политики, не доверявшей наполеоновской дружбе и зорко следившей за его отношениями. Нессельроде, будучи канцлером при Николае, а в то время атташе при русском посольстве в Париже, находился в постоянных сношениях со Сперанским, через которого Александр в глубокой тайне недоверчиво следил за своим могущественным союзником. Трудно поэтому допустить, чтобы Александр именно в это время мог поверить клевете об измене Сперанского.

Таковы были многочисленные и многосторонние труды Сперанского по законодательству и управлению, повсюду оставившие глубокие следы его деятельности, но еще более того обещавшие и подготовлявшие. Финансовые планы Сперанского, как и его гражданское уложение, не увидели осуществления. Не увидела осуществления и центральная задача его деятельности, в которой, как в фокусе, сходились все остальные планы и проекты, акты и труды нашего законодателя. Мы знаем, однако, что в ноябре 1809 года Александр, по рассмотрении и одобрении плана Сперанского, решил привести его в исполнение. Сам автор плана стоял за немедленное и единовременное введение всей реформы. “Полезнее было бы, – читаем мы у Сперанского в его пермском письме к Александру, – все установления сего плана, приуготовив вдруг, открыть единовременно; тогда они явились бы все в своем размере и стройности и не произвели бы никакого в делах смешения. Но В. В. признали лучшим терпеть на время укоризну некоторого смешения, нежели все вдруг переменить, основавшись на одной теории”. Решено было вводить реформу постепенно и первым шагом должно было быть образование государственного совета, которое и осуществилось в положении, нами выше вкратце изложенном. 1 января 1810 года состоялось торжественное открытие нового учреждения, предназначенного увенчать собой систему высших государственных учреждений. Все приготовления сделаны были в глубокой тайне, в которую были посвящены весьма немногие, да и то в самые последние дни. 31 декабря 1809 года вечером тридцать пять сановников, предназначенных состоять членами совета, получили повестки собраться на другой день (в Новый год) утром, в половине девятого, в одной из зал дворца. “К девяти часам прибыл Государь, – читаем мы у барона Корфа. – Собрание это было необыкновенно торжественно и никогда еще никакое учреждение не открывалось так в России. Александр с председательских кресел произнес речь, исполненную чувства, достоинства и таких идей, которых также никогда еще не слыхали с престола. Эта речь была сочинена Сперанским, но собственноручно исправлена Государем. Потом новый государственный секретарь Сперанский прочитал манифест об образовании Совета, самое положение о нем, список председателей департаментов, членов и чинов канцелярии и расположение дней заседаний. Для большей части присутствовавших все это было совершенно ново по содержанию, еще более ново по духу. Наконец Государь вручил председателю проект гражданского уложения и план финансов, для внесения в департаменты совета по принадлежности. В заключение члены подписали присягу, для которой была тоже особая, совершенно отличная от обыкновенной форма”. Манифест, обнародованный во всеобщее сведение, между прочим, гласил, что “законы гражданские, сколько бы они не были совершенны, без государственных установлений не могут быть тверды”; при этом сенат и совет названы сословиями, а задачею государственной организации было указано “учреждение образа управления на твердых и непременяемых основаниях закона”.

Таким образом, первый шаг был сделан. Сперанский напоминал постоянно о необходимости идти дальше и осуществлять, хотя бы по частям, весь план реформы, одобренный в ноябре 1809 года. “Одним сим учреждением (то есть советом), – писал Сперанский в представленном государю отчете государственного секретаря, – сделан уже безмерный шаг от самовластия к известным формам монархическим. Два года тому назад умы самые смелые едва представляли возможным, чтобы Российский Император мог с приличием сказать в своем указе “вняв мнению совета”; два года тому назад сие показалось бы оскорблением Величества. Следовательно, пользу сего учреждения должно измерять не столько по настоящему, сколько по будущему его действию. Те, кои не знают связи и истинного места, какое Совет занимает в намерениях Ваших, не могут чувствовать его важности. Они ищут там конца, где полагается еще только начало; они судят об огромном здании по одному краеугольному камню”.