Николай Зенькович - Высший генералитет в годы потрясений Мировая история

Пока они пробивались к столице Кубани, она была сдана красным. Положение отчаянное. Но Корнилов не падает духом и принимает решение брать Екатеринодар штурмом.

Тринадцатого апреля 1918 года он был убит одним-единственным выпущенным за весь день снарядом, прошившим домик и разорвавшимся как раз в той комнате, где над картой склонился командующий.

Так закончился первый ГКЧП ХХ века.

Точную оценку Корнилову дал царский адмирал Бубнов: «Помимо своих выдающихся воинских качеств, генерал Корнилов не обладал ни дальновидностью, ни «эластичностью» мысли искусного политика…». В этом, кажется, на него походил и другой выдающийся русский полководец ушедшего века Георгий Константинович Жуков.

Приложение № 1. Из открытых источников

Ставка Начальнику Штаба

В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу Родину, Господу Богу угодно было ниспослать России новое тяжкое испытание. Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны. Судьба России, честь геройской нашей армии, благо народа, все будущее дорогого нашего Отечества требуют доведения войны до победного конца. Жестокий враг напрягает последние силы и уже близок час, когда доблестная армия наша совместно со славными нашими союзниками сможет окончательно сломить врага.

В эти решительные для жизни России дни, почли мы долгом совести облегчить народу нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и, в согласии с Государственною думою, признали мы за благо отречься от Престола Государства Российского и сложить с себя верховную власть.

Не желая расстаться с любимым сыном нашим, мы передаем наследие наше брату нашему Великому князю Михаилу Александровичу и благословляем его на вступление на Престол Государства Российского. Заповедуем брату нашему править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях, на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу.

Во имя горячо любимой Родины призываем всех верных сынов Отечества к исполнению своего святого долга перед ним, повиновением царю в тяжелую минуту всенародных испытаний и помочь ему, вместе с представителями народа, вывести Государство Российское на путь победы, благоденствия и славы.

Да поможет Господь Бог России.

Николай.

Г. Псков 2 марта 15 час. мин. 1917 г.

Министр Императорского Двора

Генерал-адъютант граф Фредерикс.

Приложение№ 2. Из закрытых источников

(Из книги В. Кобылина «Государь Император Николай II

и генерал-адъютант М. В. Алексеев». Нью-Йорк, 1970, с. 394, 396.)

«События 2 марта 1917 года стали возможными не по стечению роковых обстоятельств, но в результате четко спланированного заговора политиков и военных, в который были вовлечены думские деятели ѕ Родзянко, Гучков, Шульгин, Маклаков, Керенский, князь Львов, военачальники, не хранившие верность царской присяге, приносимой на Кресте и Евангелии, Великий князь Николай Николаевич, Великий князь Кирилл Владимирович (этот не только открыто перешел на сторону восставших вместе со своей воинской частью еще 1 марта, но и призвал следовать его примеру других командиров), генералы Алексеев, Рузский, Данилов, Лукомский, Брусилов, военный министр Поливанов, протопресвитер армии и флота о. Г. Шавельский и другие.

Начиная с 23 февраля государь Николай II пребывал в состоянии информационной блокады и злонамеренной дезинформации со стороны предателей-военных.

1 — 2 марта он был обманным путем заманен в ставку Северо-Западного фронта, которым командовал генерал Рузский, и никак не смог быть в Петрограде или Царском Селе, где находилась тогда царская семья. Из высших командиров только лютеранин генерал Келлер и магометанин генерал Хан-Нахичеванский изъявили готовность быть верными до конца.

Так, последний телеграфировал в царскую ставку генералу Алексееву: «Прошу вас не отказать повергнуть к стопам Его Величества безграничную преданность гвардейской кавалерии и готовность умереть за своего обожаемого монарха. Генерал-адъютант Хан-Нахичеванский». Но эти искренние слова поддержки так и не дошли до императора усилиями генерала-предателя Алексеева…

…Государь император Николай II отрекся от прародительского престола, не упраздняя его, но в пользу своего брата Великого князя Михаила, по своим человеческим силам разумея, что тот примет сей крест и взойдет на престол. Уже находясь в заточении, император Николай II весьма сожалел о поступке брата, говоря, что никогда не написал бы и не подписал бы отречения, предвидя такое развитие событий: примеру Великого князя Михаила последовали все члены императорской фамилии, — под угрозой революционеров выдавшие Временному правительству расписки в том, что они не претендуют на занятие российского престола до созыва совершенно нелегитимного, по российским гражданским и по церковным законам, а также и по державным обычаям, Учредительного собрания.

Отречение императора Николая II, таким образом, не обрело силу российского законодательного акта, поскольку манифест обретает силу закона лишь в случае опубликования, которое может совершить только царствующий император (то есть появление текста отречения в прессе не есть автоматическое узаконивание его), а Великий князь Михаил Александрович таковым никогда не был ѕ ни одной минуты. Таким образом, отказ императора Николая II от царского служения не является отказом от своей паствы, он не покинул ее и до смерти своей пребывал в месте своего служения ѕ в России, а потому нельзя ставить ему в вину оставление паствы. За период с 23 февраля по 2 марта Государь Император Николай II со своей стороны предпринял все возможные попытки для восстановления законности и порядка в стране. То, что они не возымели действия, вина не его, но подданных».

(Свидетельство очевидца, поручика лейб-гвардии 4-го стрелкового Императорской Фамилии полка К. Н. Кологривова.)

«Между часом и двумя пополуночи наше внимание привлек необычный шум, происходивший в вестибюле, и вслед за тем нам сообщили, что приехали военный министр и главнокомандующий с какой-то депутацией и что наружные часовые, стоявшие у подъезда, не хотели их пустить во дворец.