Владимир Дайнес - Жуков

О деятельности Жукова на этом посту А.Л.Кроник оставил еще ряд интересных свидетельств, которыми не грех воспользоваться.

В то время при обучении молодых кавалеристов еще нередко использовались традиционные, прямо скажем, драконовские методы обучения искусству езды верхом и владению оружием. Жуков решительно не допускал этого в своем эскадроне. Издевательств над людьми он не терпел и считал, что гнусно и недостойно для красного командира унижать и оскорблять человека лишь потому, что он стоит ниже по служебному положению и поэтому не смеет ответить. Во многом благодаря Жукову в эскадроне сложились прекрасные товарищеские отношения между бойцами и командирами, что способствовало укреплению разумной дисциплины и исполнительности.

С новым пополнением в эскадрон пришел тихий, забитый, испуганный, неказистый крестьянский парень. Ничего у него не получалось, и даже собственного коня он побаивался, а тот, завидев своего седока, скалил зубы и не подпускал его к себе. Узнав об этом, Жуков посоветовал старшине учить бойца по-суворовски. На недоуменный взгляд Кроника пояснил: «Суворов говорил: боится солдат ночью вдвоем в караул идти — пошли его одного. Надо человека наедине с собственным страхом оставить, тогда он страх преодолеет. Метод суровый, но так личность воспитывается». Да и сам Жуков нашел возможность потолковать с незадачливым парнем: «Коня не бойся. Боевой конь — твой первый друг. Без коня никакой ты не боец. Что надо сделать, чтобы конь тебя любил? — Относиться к нему с доверием, а не со страхом… И с лаской — конь ласку любит. Дай ему хлеба, иногда сахарку».

И еще несколько раз разговаривал Жуков с этим бойцом. Вроде бы невзначай подойдет, скажет несколько слов, а парнишка после этого как будто ростом выше становился, плечи распрямлял. И не так уж много времени прошло, а словно подменили его: хороший стал боец, ловкий, старательный.

Мелочей для Жукова не существовало, с дотошностью он вникал во все стороны жизни эскадрона. Для многих Георгий Константинович был больше, нежели просто заботливый и строгий командир, — чувствовалось душевное тяготение к нему. «Он был человеком чрезвычайно сдержанным в личных отношениях со всеми, особенно с подчиненными, — вспоминал А.Л.Кроник, — и в этом проявлялось его понимание ответственности за своих подчиненных и понимание своей роли не только как строевого командира, но и как воспитателя. Он мог совершенно естественно и просто подсесть в круг красноармейцев вечерком и незаметно войти в беседу на правах рядового участника; мог взять в руки гармошку и что-нибудь сыграть под настроение (впоследствии он брал баян в руки гораздо реже, но любовь к хорошей и незатейливой песне и к игре на баяне сохранилась у него до конца его дней); мог оценить ядреную солдатскую шутку, но не любил пошлости. Он был прост, но никогда не допускал панибратского отношения и никогда не путал доверительность с фамильярностью.

Все эти оттенки человеческих взаимоотношений он чувствовал естественным, природным своим чутьем, которое может быть только в человеке со здоровой нравственной основой. И потому его командирский и человеческий авторитет был непререкаем, уважение к нему было непоколебимым, как бы строг или крут он порой ни был».

Привычная команда Жукова на занятиях с младшими командирами: «Делай, как я!» На плацу расставлялись семь-восемь станков с воткнутой лозой, на самом высоком станке — горка из мокрой глины. Промчится галопом — все цели поражены. Так же отменно Жуков владел приемами штыкового боя. Винтовка в его руках казалась легонькой, как перо. Проволочные заграждения он преодолевал с удивительной легкостью и быстротой; удары прикладом и уколы штыком наносил неожиданные, сильные, меткие.

Жуков поднимал эскадрон в любое время, совершал с ним марши, учил личный состав вести разведку, атаковать, маневрировать. Считал, что полевая тренировка — лучший вид учебы. Намеченные планы переносить или пересматривать не любил и уж совсем не любил отменять собственные приказы. Он твердо придерживался мнения: лучше вообще не отдавать приказа, чем отменить отданный.

Уже в феврале 1923 года эскадрон Жукова отличился на полковом смотре, а в марте, во время инспекторской проверки, по всем показателям занял первое место в дивизии, за что получил благодарность от командующего войсками Западного фронта М.Н.Тухачевского. Молодого командира заметили и повысили в должности. 24 апреля он принял должность помощника командира 40-го Бугурусланского кавалерийского полка, а 8 июля вступил во временное командование 39-м Бузулукским кавалерийским полком 7-й Самарской кавалерийской дивизии, которая размещалась в районе Гомеля.

Полк находился в плачевном состоянии, о чем можно судить из доклада Жукова от 1 октября 1923 года командиру дивизии Г.Д.Гаю.[41] Человек этот, обладавший незаурядным военным талантом, оказал на будущего полководца огромное влияние. Сам он принимал участие в Первой мировой войне в звании прапорщика. В 1918 году вступил в Красную Армию. В годы Гражданской войны командовал красногвардейским отрядом, 1-й сводной Симбирской пехотной дивизией (позже 24-я стрелковая дивизия), 1-й армией Восточного фронта, затем 42-й стрелковой, 1-й Кавказской кавалерийской дивизиями, с марта 1920 года — 2-м, с июля —3-м конными корпусами. Во время советско-польской войны корпус Гая был интернирован в Восточной Пруссии. После возвращения в Россию Гай в 1922 году окончил Высшие академические курсы и стал командиром 7-й Самарской кавалерийской дивизии. В последующем он окончил Военную академию им. М.В.Фрунзе, адъюнктуру при ней, был наркомом по военным и морским делам Армянской ССР, командовал дивизией и корпусом, преподавал в Военной академии им. М.В.Фрунзе, затем возглавлял кафедру истории войн и военного искусства Военно-воздушной академии им. Н.Е.Жуковского. В 1937 году по ложному обвинению был осужден и 1 декабря расстрелян. Реабилитирован в 1956 году.

Первая встреча Жукова с Гаем произошла в поле в лагерной палатке, куда на совещание были вызваны командиры и комиссары частей. После официального представления комдив пригласил всех сесть вокруг его рабочего стола. «Я увидел красивого человека, по-военному подтянутого. Его глаза светились доброжелательностью, а ровный и спокойный голос свидетельствовал об уравновешенном характере и уверенности в себе. Я много слышал о геройских делах Г. Д. Гая и с интересом в него всматривался. Мне хотелось проникнуть в его душевный мир, понять его как человека и командира».[42] Надо отметить, что Жуков всегда чувствовал и понимал талантливых военачальников, постоянно стремился впитать лучшие их качества. И уже в свои зрелые годы, превзойдя многих собственным полководческим талантом, он с огромным, искренним уважением отзывался о них как о своих учителях.