Александр Гусев - Гневное небо Испании

«Не позавидуешь тореро…» — такая мысль, видимо, пришла в голову не мне одному: на трибунах воцарилось молчаливое ожидание. Глянул на Лопеса. Тот весь подобрался, словно ему сейчас надо было выходить на арену.

И бык показал себя. Едва первый бандерильеро появился на арене, он кинулся на него. Наперерез быку выскочил второй бандерильеро, отчаянно размахивая плащом. Но бык гнался за первым, удирающим со всех ног. В то же мгновенье, как бандерильеро скрылся за загородкой, раздался треск. Бык с маху ударил рогами в забор, да так, что осел на задние ноги.

Зрители засвистели, затопали.

На арене люди переменили тактику. Они выходили по нескольку человек, нападали сразу. Быку пришлось бросаться из стороны в сторону то за одним, то за другим своим противником. Животное как бы потеряло человека, видя, наверное, лишь непереносимый цвет трепещущих вокруг красных плащей.

Бык уставал. Один ошибочный рывок, другой…

На арену вышел тореро. Тот, шедший первым. Волна восхищения пронеслась по трибунам. Все поднялись, приветствуя любимца.

Тореро двинулся по кругу. Он шел мягким, пружинистым шагом, гордо держа голову, удивительно красивый, сильный, смелый. В каждом его движении чувствовалась ловкость и собранность прекрасного спортсмена.

Левой рукой он упирался в бок, и через нее был переброшен плащ, правой приветствовал публику и одновременно раскланивался направо и налево.

Тореро сделал по арене почти полный круг. Как вдруг, именно вдруг, хотя каждый из присутствующих ожидал этого момента, бык сорвался с места и, набирая скорость, помчался на человека. Бык летел черной молнией, все ниже опуская голову, выставив вперед прямые, длинные кинжалы рогов.

Но тореро по-прежнему, словно прогуливаясь, шел по арене, приветствуя публику, замершую, затаившуюся, не видя, не желая видеть опасности. Настало мгновенье, когда страшное казалось неминуемым.

«Ну, конец! Смерть рядом! Оглянись! Не успеешь и мигнуть, как бык подденет тебя рогами, перекинет через себя и примется топтать ногами…»

Тореро легко повернулся, у него даже хватило времени плавным движением расправить плащ, и, когда бык налетел на него, тореадор отвел от себя плащ и неуловимым извивом корпуса отстранился от кинжального удара рога. Тореро не сделал в сторону ни шага, провел быка вплотную к себе.

— О-оо-ох! У-у-у-ух! — выдохнули трибуны.

Скорость быка оказалась слишком большой, а его удар пришелся в пустоту. Бык с задранной мордой побежал по арене, взрывая песок и подымая клубы пыли.

Да, зрелище было великолепным!

Долго не могли утихнуть трибуны, отдавая должное отваге, смелости, воле, выдержке и опыту тореадора.

Бык не собирался сдаваться. Но он уже не черный исполин. Он то ли сер, то ли рыж от песка и пыли, налипшей на взъерошенные, судорожно опадающие бока. Снова, не сделав ни шагу, а лишь двинув от себя плащ и почти незаметно изящно изогнувшись, тореро пропускает быка вплотную от себя. Еще и еще раз.

Трибуны ликовали, ревели, топали… Замирали, затаив дыхание, и опять ревели, топали, ликовали.

А на арене два живых существа продолжали смертельную схватку.

Тореро стоял легкий, казалось, непринужденный, улыбающийся, и солнце сияло на золоте позументов его костюма.

С каждым новым наскоком быка тореро действовал все опаснее, все тоньше, вызывая восхищенное ликование зрителей, подогревая страсти.

Трибуны уже не ревут — стонут.

Взяв мулету и эспадо, тореро идет к быку. Тот бросается на человека, но тореро идет вперед, прямо на рога. Сошлись, как бы слились. Тореро словно замирает, поднявшись на носки, и вгоняет шпагу, а может, бык сам втискивает в себя сталь, в бугор мышц над опущенными рогами. И, подкошенный смертью, валится на арену, воздев коченеющие в судорогах ноги.

Тореро вскидывает руку.

Все повскакали с мест, в воздух на арену летят цветы и шапки. Неистовое ликование победы человека над яростью животного.

— Тореро сегодня был в ударе! — твердит Лопес. — Блестящая работа.

А тореро, радостный, возбужденный боем, легкий и гордый, вновь по кругу обходит арену, с достоинством раскланиваясь и возвращая на трибуны шляпы, береты, пилотки, цветы, счастливый выпавшей на его долю удачей и польщенный почетом.

Зрелище окончилось.

По дороге домой у нас разгорается спор. Не о тореро. Он был великолепен. О смысле убийства быка. Но чем дальше в чащобу доводов «за» и «против» мы забирались, тем туманнее становился предмет спора: надо ли убивать смелого, честного бойца-быка. Наверное, следовало лишить жизни быка-труса… Бессмыслица. Не убивать быка на арене… А на бойне — можно, нужно? Дело в публичности? Тоже тупик.

Вопрос оставили открытым, тем более что день спустя нам стало не до этого.

…В эскадрилью приехал Евгений Саввич Птухин. Мы были очень рады снова увидеть своего бывшего командира. И «по-родственному» просили ответить — долго нам еще загорать, сил набираться. Конечно, эти разговоры велись после официального доклада, когда Евгений Саввич подробно ознакомился с делами эскадрильи, с подготовкой личного состава. Спрашивали мы об отправке на фронт голосами почти безнадежными. Боевых действий обе стороны пока почти не вели.

— А я к вам по делу и приехал, — неожиданно ответил Птухин. — На Центральном и других фронтах идут операции местного значения. А вот на Южном противник донимает бомбежками. Авиации же у республиканцев там нет. Вот и решено послать на Южный фронт вашу эскадрилью. Аэродром базирования — Кабеса-дель-Буэй, «голова быка», значит. Задача — прикрывать наземные войска от авиации противника, а также штурмовыми действиями помочь наземным войскам при наступлении.

Видя, что у нас готов сорваться с языка вопрос: «А когда?» — Птухин предупреждающе поднял руку: мол, говорить он не закончил:

— Перебазироваться надо быстро. Как только передовая команда прибудет в Кабесу-дель-Буэй. В ближайшие дни мы перебросим вам звено бомбардировщиков СБ. Прикрывать Картахену, Аликанте и Мурсию будет эскадрилья Девотченко.

Я посмотрел на Лопеса. Со своей стороны я считал, что нами сделано все и вопрос о перебазировании решен, но стоило спросить и инженера. Лопес очень серьезно доложил, что две передовые команды созданы заранее, в предвидении перебазирования, и они могут выехать к месту нового назначения через два — два с половиной часа.

— Вот и отлично! — поблагодарил нас Птухин. — Значит, первая команда отправляется в Кабесу-дель-Буэй.

Потом Евгений Саввич задал Лопесу несколько уточняющих вопросов. Получив ответы, сказал:

— Все. Выполняйте. Вылет — завтра утром.