Ольга Соломатина - Женщины-легенды. Сильный слабый пол

Если задуматься о том, что святая инквизиция сделала с национальной героиней, освободительницей Франции, становится понятнее, какое печальное место было уготовано историей сотням тысяч других безвестных жанн. Опасность подстерегала их только лишь потому, что им было суждено родиться женщинами. И быть слишком красивыми или, напротив, уродливыми – все могло стать причиной для подозрений.

Казалось бы, что за глупость идти пешком в Амстердам, где хранились единственные в Европе весы, способные по весу женщины определить, есть ли у нее душа или она продана дьяволу? За небольшую плату женщины с душой получали бумагу, которая оберегала их от преследований на три года. Но шли и взвешивались, и платили.

Так Великая Богиня превратилась сначала в двуликое существо – символ рождения и смерти, а из нее – в ведьму. Каждую женщину теперь держали в страхе признать ведьмой, а запуганное существо так легко было поставить на самой последней иерархической ступени общества, чтобы затем глубокомысленно рассуждать, является ли женщина таким же человеком, как мужчина, или все же нет?

Первые движения феминисток, которые вскоре появились во Франции и в Соединенных Штатах, стали ответной реакцией на наследие, оставленное женщинам инквизицией.

Удивительно, но христианство, создавшее страшный институт инквизиции, оказалось и религией искупления, религией личностной, которая попыталась снять с женщины часть языческих подозрений, облегчить давление патриархальных стереотипов.

Новый Завет объявляет, что жизнь и смерть человека зависят не от прихоти природы, а лишь от воли Божией. И в принципе усложняет взгляд на человека, выделив в нем духовную и физическую субстанции – душу и тело. По учению Христа там, в горных высях, уравнены будут все души, «и эллина, и иудея», и мужчины, и женщины.

Самое поразительное свидетельство равного отношения Христа к своим ученикам – мужчинам и женщинам – приводится в «Евангелии от Фомы» – документе, входящем в состав так называемых апокрифов – потаенных сочинений древней христианской литературы. Евангелие от Фомы в числе прочего рассказывает о соперничестве между двумя верными сподвижниками Христа Петром и Марией Магдалиной. Речь идет о собрании учеников, на котором «Симон Петр сказал им: Пусть Мария уйдет от нас, ибо женщины недостойны жизни». Иисус же возразил в ответ на это: «Смотрите, я направлю ее, дабы сделать ее мужчиной, чтобы она также стала духом живым, подобным вам, мужчинам. Ибо всякая женщина, которая станет мужчиной, войдет в царствие небесное».

Но путь к этому обещанному личностному равенству во Христе долог и крут. А пока земная женщина вовсе не ровня мужчине. Она греховна, как греховна ее праматерь Ева, она сообщница дьявола, орудие темных сил, обрекших человека на изгнание из рая. Все, что связано с плотью, для истинного христианина греховно, и вместилище греха – женщина.

Однако христианство развивает и другой подход к женщине. Развивает, превознося образ Богоматери. В той мере, в какой Ева – символ любви-искушения, Дева Мария – символ любви-спасения. Лик Марии осиян чистотой, имя ее благословенно. Она возвеличена как Мать своего Сына, Дева непорочная, добровольно преклоняющая колена перед Ним. В этом акте женственность обретает наконец черты святости и вечности. Означала ли эта символика, что только отречение от плоти, от греховного соблазна – практически отрицание пола – есть путь к спасению от греха, к избавлению от давления рода, путь к тому, чтобы женщина могла стать «духом живым, подобным мужчинам», то есть путь к возможному личностному воплощению женщины в Боге?

Как бы там ни было, христианство противопоставило образу Евы, природно-родовой женственности, образ Девы Марии – женственности духовной, просветленной, личностной и вечной. Культ Девы Марии со временем развился в романских странах юга Европы в культ Прекрасной Дамы. Этот культ предвещал возможность преображения отношений между мужчиной и женщиной; он снимал с их любви проклятие греха, опрокидывал иерархию в отношениях господства-подчинения: рыцарь поклонялся и подчинялся даме, она была его госпожой. Благодаря этому культу любовь индивидуализируется – другой человек и связанное с ним чувство признаются ничуть не менее значимым основанием для индивидуального бытия, чем существование рода или Божественного начала.

По мнению французского социального психолога Ж. Менделя, к XVI веку в Западной Европе возникает совершенно новый тип человека – человека, отделившегося от рода, от своего сообщества, возникает индивид с собственным самосознанием, с тоской, любовью и одиночеством.

Это – знак кризиса традиционной структуры гендерных отношений, выстроенной, исходя из интересов родовых сил. Французский философ Симона де Бовуар отмечает в связи с этим: «Чем сильнее индивидуализируется особь мужского пола, чем выше потребность мужчины в такой индивидуализации, тем скорее он будет признавать и за своей подругой право на индивидуальность и свободу». Симона де Бовуар увязывает общий процесс индивидуализации человека, обретения им своей личной судьбы с его эмансипацией, освобождением от груза патриархальных обычаев и традиций. Ведь что такое эмансипация? Это автономное действие субъекта, направленное на его собственное освобождение.

Эмансипация сопровождается, по определению выдающегося социолога Макса Вебера, «расколдовыванием», рационализацией картины мира. Обязательной частью такой рационализации является «очеловечивание» – содержательное изменение отношений между мужчиной и женщиной, которые постепенно превращаются из отношений господства/подчинения в отношения взаимной ответственности или «сознающей свою ответственность любви». И выстраиваются уже не по принципу взаимодополняемости, а по принципу взаимозаменяемости.

Эти процессы в конечном счете привели к вызреванию в западноевропейском обществе новых демократических ценностей, пронизанных идеей прав человека.

Одновременно с процессом просвещения около двухсот лет назад традиционный порядок вещей буквально взорвался под сокрушительным натиском Великих буржуазных революций. Они провозглашали наступление новой эры – эры прав человека, отрицая тем самым незыблемость полного и якобы освященного небесами всевластия монарха – над подданными, мужчины – над женщиной. И в противовес заявляли о свободе и равенстве всех (подчеркнем – всех!) людей перед законом.

Такой подход в глубине своей предполагает пересмотр самой совокупности отношений власти. Из отношений господства/подчинения, или субъект/объектных отношений, они должны превратиться в отношения равные, субъект/субъектные. Проще говоря, это значит, что любой властитель – монарх, начальник, хозяин или муж – «развенчивается»: он перестает быть и (что тоже очень важно) ощущать себя властителем подчиненных, которые при традиционном укладе принадлежат ему душой и телом.