Поппи Брайт - Кортни Лав : подлинная история

Розз развлекался тем, что написал в её записной книжке письмо, полное жалости к самому себе:

Портье говорит, что уже было 2 часа ночи. Я чувствую себя мерзавцем. В 181, должно быть, чарующий вечер, но во всей своей элегантности я вышел на поклон Туинала Нили О`Хара. Я полагаю, что Клуб 181 прекратил свою работу. Я надеюсь, что ты прекрасно проводишь время с Джеффом. Если ты хочешь возобновить, и/или продолжить своего рода интерлюдию мимолётного романа, не чувствуй себя обязанной защищать меня — врать или оправдываться…. В своей нынешней ситуации я могу предложить тебе немного обещаний или обязательств и (независимо от приступов ревности) ничего от тебя не требую…. Делай, как тебе нравится, без сожалений, и не чувствуй себя обязанной врать мне или защищать меня сентиментальными устными вывертами. Моя любовь — без этой уродливой мишуры. Я просто люблю тебя — Розз.

Но по возвращении в Портленд, в День святого Валентина 1983 года, Розз оставил её одну. Кортни надела чёрное дамское бельё и футболку «Theatre of Sheep» и порезала свои запястья своим любимым обоюдоострым бритвенным лезвием «Уилкинсон» из нержавеющей стали. Её доставили в больницу на скорой и ненадолго подключили к капельнице, но никакого серьёзного вреда нанесено не было. Она выздоравливала в доме отчима Фрэнка, в том месте, куда она всегда приходила за успокоением, пила бренди, писала тексты и длинные письма.

Когда она вернулась в тот дом, который она делила ещё с двумя девушками, её швы на запястьях были всё ещё свежими, но её соседки по комнате вообще были не в состоянии это заметить. Одну скрутило в комнате для мусора в псевдокататоническом ступоре. Другая, художница, была в ванной, соскабливая запёкшуюся кровь Кортни с плиток, чтобы посыпать какую-то скульптуру.

Розз скрывался с Лесли и несколько дней не пытался связаться с Кортни. Когда он, наконец, это сделал, он повёл её в кино, напоил, накачался её валиумом и онанировал. Пока всё это происходило, Лесли как-то узнала, где они, и позвонила, угрожая покончить с собой, потом умоляла Кортни оставить её мужчину в покое.

У неё были огромные телефонные счета за разговоры с Джеффом, она знала, что могла бы иметь с ним разумные, прочные отношения, но была неспособна полностью порвать с тёмным блеском Розза. Они продолжали пытаться начать открытые отношения, но за те ночи, которые Розз проводил с Лесли, пока Джефф был далеко в Сан-Франциско, Кортни пришлось признаться себе, что секс более важен, чем она хотела бы.

Настолько важен, между прочим, что она не играла музыку, хотя всё время ходила по клубам и слушала всё. Её любимой музыкой того периода (из очередного списка) были «Flipper», «Echo and the Bunnymen», «Runaways», Билли Холидэй, «Soft Cell», «Dead Kennedys», Лу Рид, Кэйт Буш, Джони Митчелл, Фрэнк Синатра и «Bay City Rollers»; меньше всего она любила «Birthday Party», саундтрек из «Долины Кукол» и «New Order». Она постоянно писала тесты и стихи, но её гитара пылилась.

Она сохранила свою давнюю привычку к терапии, выпрашивая множества рецептов, большинство из которых тратил Розз. Когда она спрашивала у своих различных врачей фактический диагноз её состояния, один сказал ей: «Твои истерики превращаются в спектакли, и у тебя болезненное чувство голода, потребность есть». Ещё один сказал, что она — «скопление ослабленных клеток, пытающихся сформировать обычный личностный кризис подростка-королевы».

Розз мучил её странной логикой, что, проводя время наедине с Лесли, он мог бы расторгнуть их помолвку. «Почему бы тебе ненадолго не свалить из города? — убеждал он Кортни. — Поезжай куда-нибудь и потанцуй стриптиз. Ты можешь посылать деньги мне, и я буду класть их на твой банковский счёт».

Трудно себе представить, что даже восемнадцатилетняя девушка клюнет на эту удочку, но Кортни начала строить планы по поводу поездки в Tайвань.

Глава шестая

Tайвань был жарким, многолюдным, шатким и чрезвычайно экзотическим. Кортни отоваривалась на уличных рынках, питалась свежими фруктами и суши и танцевала по ночам под именем Кристел. На ней были матовые тени для век, перья и фальшивые бриллианты, кукольные наряды в пастельных тонах. И азиатским мужчинам было всё равно, что она слегка пухлая.

У неё был собственный гостиничный номер со всеми удобствами бюджета Азии — ржавая раковина, сетка для комаров, даже телевизор с антенной. Пронзительное воркование и вопли азиатского телевидения сразу же вызвали воспоминания о её японской поездке два года назад.

Она написала Майклу Муни и прикинула стоимость его полёта из Ливерпуля в Tайвань к ней в гости, но он так и не приехал. Время от времени она скучала по Джеффу и/или Роззу и была одержима тем, чтобы создать группу. Она даже подумывала о том, чтобы Розз полетел в Токио, и она бы встретилась с ним в отпуске, но эти слабые фантазии бледнели по сравнению с её яркими мечтами о том, чтобы возглавить рок-группу.

Вместо этого Кортни сбежала в Гонконг. Это было самое странное место, в котором она когда-либо была, улицы клаустрофобно узкие и набитые шатающимися разваливающимися зданиями, бельё, колеблющееся, как флаги проповедника над головой, воздух был полон странных, пряных запахов. Все стриптизёрши принимали героин, и эти способы казались бесконечно застрявшими в семидесятых. Это немного походило на встречу с компанией азиатских Марш Брэйди на наркоте. В крошечном гостиничном номере Кортни без окон была круглая кровать с простынями в горошек и бобовый пуф.

Она устроилась на работу в одно место, где танцевали за гроши, и девушки были обязаны сдавать свои паспорта руководству. Когда она вошла в подсобное помещение на своей премьере, она обнаружила стаю молодых азиатских женщин, играющих в карты и балдевших. Один из них указала ей на старый бензиновый бак, полный вечерних платьев. Все платья были слишком коротки для Кортни, но она, в конце концов, остановилась на белом сатиновом атласном платье на бретельках со звездой из фальшивого бриллианта на левой груди.

В тот вечер Кортни танцевала с пузатым филиппинским промышленным магнатом торговых перевозок с сальными волосами, который начал громко говорить о том, что хочет принять кокаин. Другая танцовщица предложила пойти и достать немного. Она ушла, а магнат продолжал давать чаевые Кортни буквально каждые пятнадцать минут, только чтобы она оставалась за его столом. «Если я застряну с ним до четырёх утра, — думала она, — я смогу заработать половину цены на билет на самолёт, чтобы улететь домой».

Танцовщица вернулась и бросила на стол упаковку белого порошка. Магнат тут же начал выкладывать линии. Кортни никогда не принимала кокаин и подумала, что немного понюхает. Оказалось, что это чистый китайский белый героин.