Андрей Черныш - На фронтах Великой войны. Воспоминания. 1914–1918

Смеркалось, когда мы миновали Новоселки. У леса, что в одной версте севернее села, мы видели брошенные повозки из обоза штаба корпуса. Досадно было сознавать, что тут в тылу, спокойном тылу, который никакого противника не видел, а лишь болезненно его воображал, – так панически удирали, и что немалая доля вины в этом лежала на штабе корпуса.

У выхода из с. Потуржин мы встретили группу всадников, казаков-донцов. На вопрос, кто они, какой части, был ответ:

42-го Донского полка. «Где командир?» – «Сзади». В это время подъехал и сам он, полковник Никушкин[54]. Я назвал себя. Изложил ему обстановку и советовал повернуть полк и идти вместе с нами в Старое Село. Полковник Никушкин стоял на том, что он имеет приказание идти в Новоселки и должен его исполнить. Я его предупредил, что в окрестностях Новоселок есть противник, и сейчас село может быть им уже и занято. Тем не менее он остался непреклонным. Тогда я предложил ему направить полк в Новоселки и ехать в штаб за получением указаний. На этом мы расстались. Полковник Никушкин лично отвел полк в Новоселки, где никого не было, и сам после этого отправился в штаб корпуса, в Старое Село, куда прибыл спустя час приблизительно после моего возвращения.

Штаб корпуса я нашел в Старом Селе, в доме священника. Что тут происходило, и в селе, и около штаба, невозможно описать. Около дома со штабом была масса людей разных частей, раненые стонали, повозки – все это перемешалось в хаотическом беспорядке. В комнате, где работал штаб, также негде было повернуться. За столом командир корпуса, начальник штаба и офицеры генштаба заняты были приготовлением распоряжений.

Тут же был прибывший из штаба 5-го корпуса генерального штаба капитан Лесевицкий[55]. Картина боя 15 августа в ее результатах постепенно вырисовывалась. 35-я и особенно 61-я дивизия получили чувствительный удар и понесли значительный урон.

Вот что произошло в 35-й дивизии.

До полудня дивизия шла спокойно, имея впереди, в авангарде, 137-й пехотный Нежинский полк[56] полковника Пронина[57], влево – боковой авангард – 139-й Моршанский полк[58] полковника Гутора[59], а еще левее, несколько уступом назад – 7-я кавалерийская дивизия генерала Тюлина. Нельзя сказать, чтобы о противнике не думали и шли беспечно. Наоборот, встречи с ним ожидали, особенно после маленького инцидента, послужившего причиной некоторого даже замешательства в колонне главных сил дивизии. Когда голова дивизии, 138-й Болховский полк[60], прошла д. Кржевица, влево из леса, что тянется вдоль болотистого ручья Ржечица, вдруг выскочила группа наших всадников и бросилась в сторону колонны главных сил 35-й дивизии с криком «неприятельская кавалерия!» Болховцы засуетились, пришли в некоторое замешательство, но потом скоро успокоились, остановились и приготовились к отражению конницы. Однако последняя оказалась мифической.

В полдень дивизия подходила к с. Тарношин, где начальник дивизии, генерал-лейтенант Потоцкий[61], решил остановиться на привал, чтобы покормить людей. Тарношин – большое селение, разделялось на две части, сообщение между которыми было возможно по мосту в восточной части селения, по дороге из Ульговек[62].

Втянувшись в село, движение остановилось. Авангард, нежинцы, оказался у хутора, уткнувшись головой в лес. Полк составил ружья, как был в колонне по дороге. Солдаты тотчас рассыпались в разные стороны. Командир полка вызвал к хутору офицерское собрание, притянувшее к себе почти всех офицеров. Какое осталось впереди охранение – сведения разноречивые. Едва собрание раскинулось, как послышались выстрелы в лесу, восточнее хутора. Скоро прибежали оттуда дозоры и сообщили о наступлении австрийцев. Поднялась суматоха, замешательство, паника. Из леса показались лавы неприятельской конницы. Поднялась беспорядочная стрельба. Большая часто полка бросилась к Тарношину. Командир полка пытался повести часть полка вперед и установить подобие боевого порядка, но был тяжело ранен в живот. Тревога быстро докатилась до главных сил дивизии, в Тарношин. Болховцы и зарайцы[63] немедленно поднялись и первые стали разворачиваться у южной окраины села. Под влиянием бегущих нежинцев и первые цепи болховцев также было повернули назад. Но тотчас подтолкнуты были вперед командиром полка, полковником Кононовичем[64]. Им же раньше всего была выдвинута вперед вся пулеметная команда, которая быстро развернула впереди цепей, западнее дороги все свои восемь пулеметов. Как раз в это время вслед за конницей противника из леса показалась многочисленная пехота в густых строях. Она ринулась было за отступавшими врассыпную пехотинцами, но «пулеметная батарея» поручика Симина обдала ее таким огнем, что она повернула назад, ища убежище в лесу и в канаве на опушке леса[65]. Тем временем выстроился боевой порядок болховцев, в некоторые роты которых были влиты и собранные усилиями командира Болховского полка группы пехотинцев. Скоро болховцев поддержала и артиллерия. Оставшийся при главных силах дивизион полковника Гобято[66] (профессор артиллерийской академии) развернулся правее и левее болховцев и подверг противника жестокому обстрелу. Вслед за болховцами из-за села развернулись и зарайцы полковника Дормана[67]. Распространяясь все дальше и дальше уступами вправо и вперед, последние правым своим флангом достигли леса, вошли в него и стали теснить противника с его левого фланга. В таком духе бой развивался до вечера. Сначала австрийцы не имели артиллерии, но к вечеру появилась какая-то батарея за лесом. Огонь ее, впрочем, был малодействителен. Никакие усилия противника на его правом фланге не дали ему возможности ни одного шага ступить вперед от канавы на опушке леса. Наш огонь, особенно артиллерийский, и «пулеметной батареи» поручика Симина пригвоздил его здесь крепко. На левом же фланге, юго-западнее хутора явный успех был на нашей стороне. Тут зарайцы теснили австрийцев, захватив много пленных. Однако развить этот успех и сделать его общим помешали события в боковом авангарде и особенно в бригаде 61-й пехотной дивизии. Вследствие неудачи здесь, 35-я дивизия с наступлением темноты была отведена к д. Ульговек. Потери наши были чувствительны – Нежинский полк, дорого заплативший за свою беспечность. Замечательно, что в Русско-японскую войну те же нежинцы так же пострадали один раз за свою беспечность у Ляояна, на Сыквантунской сопке, когда, оставив винтовки в окопах, они пошли к кухням, а японцы атаковали[68]. Зарайцы имели потери и от своей артиллерии, которая в лесу обстреливала их вместо противника. Две батареи, бывшие с нежинцами в авангарде, так и остались на дороге у хутора. Стояли они там очень долго, так как австрийцы их почему-то не забрали. А в сентябре (в конце месяца), когда 17-й корпус шел из-под Перемышля на Вислу, к Ивангороду, 35-я артиллерийская бригада, узнав, что их батареи до сих пор стоят у хутора под Тарношином, послала запряжки и взяла свои пушки.