Борис Есин - Чехов-журилист

Каторжный Медведев - «человек умный и отважный»- не растерялся в сильный шторм и, несмотря на приказ надзирателя и даже рукоприкладство знатного пассажира, не повел вельбот к берегу, а направил его в открытое море, продержался там всю ночь и тем спас жизнь всем пассажирам и себе самому (X, 195).

Отважным матросом показал себя и каторжный Кузнецов. В бурю, пытаясь бежать с острова, он спасся только благодаря своим качествам смелого человека. «Он мне подавал чай, - рассказывает Чехов. - Это крепкий, смуглый, довольно красивый мужчина лет сорока, по-видимому, гордый и дикий; он мне напомнил Тома Айртона из «Детей капитана Гранта» (X, 260).

В трудный час, в единоборстве со стихией такие люди проявляют лучшие свои качества и тем дороги Чехову.

В своей книге «Остров Сахалин» Чехов поставил ряд важнейших экономических проблем дальнего прицела. И эта сторона его публицистического труда весьма поучительна с профессионально-журналистской точки зрения.

Прежде всего он ставит вопрос о развитии сельского хозяйства на острове, особенно овощеводства. Он считает, что овощеводство имеет прекрасную базу на острове (глава восемнадцатая).

Остро ставит вопрос о добыче каменного угля, правильной организации рыболовства, промысла морской капусты. Ведь если бы не бывший таганрогский рыбак Василенко, то даже простая засолка рыбы не могла бы быть правильно организована. «Впечатление такое, - пишет автор «Острова Сахалина», - что если бы Василенко не попал на каторгу, то никто бы тут не знал, как надо обращаться с рыбой» (X, 293).

Чехов напоминает о грандиозном проекте устройства плотины в Татарском проливе, которая задерживала бы часть холодных вод и помогла бы изменить климат Сахалина в лучшую сторону. А при отводе холодных вод Охотского моря одна долина реки Тымь могла бы обеспечить «сытое и довольное существование целого миллиона людей» (X, 286).

Писатель поднимает вопрос о развертывании широкой метеорологической службы на острове: «Это, конечно, не легко, но и не так уж трудно» (X, 193), - пишет он.

Медик по образованию, Чехов ставит вопрос об организации серьезной службы охраны материнства и младенчества (глава семнадцатая).

Все эти проекты и пожелания не могли быть осуществлены при царском правительстве. Только после революции 1917 г. советский народ добился замечательных успехов в развитии хозяйства и культуры на острове Сахалин. Тем важнее оценить смелость и дальновидность Чехова, серьезность его наблюдений и выводов. Эта сторона очерковой книги Чехова существенно отличает ее от книги о Сахалине Дорошевича.

Книга Чехова «Остров Сахалин» произвела большое впечатление и в научных кругах и на широкого читателя. Она приковывала внимание к язвам русской жизни, будила общественное сознание.

Чехов критически относился ко многим своим произведениям и не считал нужным включать некоторые из них в собрание сочинений, но этой работой он был доволен. «Мой «Сахалин» - труд академический... Медицина не может теперь упрекать меня в измене: я отдал должную дань учености... И рад, что в моем беллетристическом гардеробе будет висеть и сей жесткий арестантский халат» (XII, 42).

Обратимся к некоторым сторонам поэтики, структуры чеховской очерковой публицистики вообще и книги о Сахалине, в частности.

Нужно сказать, что Чехов редко до поездки на Сахалин прибегал к жанру очерка, хотя среди ранних его рассказов можно найти произведения бессюжетные, близкие к жанру очерка. Таковы «Встреча весны», «Ярмарка», «В Москве на Трубной площади» (опубликованы в журнале «Москва», «Будильник»).

«Встреча весны» - несколько шутливое, но насыщенное реальными картинами и деталями описание ранней весны в большом городе.

Лейкин справедливо находил в рассказе «В Москве на Трубной площади» «чисто этнографический характер». Такую же оценку можно дать и рассказу «Ярмарка».

Чехов рисует маленький подмосковный городишко, который он посетил в дни ярмарки. Здесь изображен и сам город, и все разновидности гостей и городских обывателей, мужчин и женщин, сценки купли и продажи, незамысловатые ярмарочные развлечения и удовольствия.

В этом же рассказе тема обездоленного детства, столь характерная для всего творчества Чехова, впервые прозвучала ярко и отчетливо. Ярмарочная сцена у балагана с игрушками и лавки мороженщика, пронизанная горьким щемящим чувством сострадания к обездоленной детворе, смягчена тонким юмором. «Мухи не могут облепить так меда, как мальчишки облепили балаган с игрушками. Денег у них - ни-ни... Они стоят и только пожирают глазами лошадок, солдатиков и оловянные пистолетики. Видит око, да зуб неймет. Иной смельчак возьмет в руки пищик подержит его, повертит, попищит, положит на место - и довольный, вытрет нос...

Из-за локтей мальчиков выглядывают девочки. Внимание их приковано теми же лошадками и куклами в марлевых юбочках. Детей вы увидите около мороженщиков, которые продают «сахарное» и очень плохое мороженое. У кого есть копейка, тот ест из зеленой рюмочки, ест долго, с чувством, толком, расстановкою, боясь не уловить минуты блаженства, чавкая, облизываясь, облизывая пальцы. Один ест, а десятка два не имущих копейки стоят «руки по швам» и с завистью заглядывают в рот счастливчика...

Эх, кабы деньги! Где вы, пятаки и пятиалтынные? Нет ничего хуже, томительнее и мучительнее, как ходить в отцовском картузе по ярмарке, видеть и слышать, осязать и обонять и в то Же время не иметь за душой ни копейки. Сколько же счастлив тот Федюшка или Егорка, который может съесть на копейку мороженого, выстрелить во всеуслышание из пистолетика и купить за пятачок лошадку! Маленькое счастье, еле видимое, а и того нет!» (I, 348 - 349).

Тема детской обездоленности занимала не последнее место и в очерках о Сибири и Сахалине. Но эти первые очерковые зарисовки, как и некоторые письма к родным 1887 г., были скромной заявкой на возможность Чехова успешно работать в жанре очерка, реализовать которую он смог в полной мере лишь во время поездки в Сибирь и на Сахалин.

Путевые очерки «Из Сибири» несут на себе все основные признаки очеркового жанра и вместе с тем личности незаурядного автора. Это, действительно, путевые заметки, которые вел Чехов на одном отрезке пути через Сибирь, именно на том, который проходил от Тюмени до Байкала и который пришлось преодолевать на лошадях, с большими трудностями.

Шесть глав из девяти, составляющих все произведение, охватывают впечатления от поездки до Томска, одна глава (последняя) посвящена Енисею и одна - общей характеристике природы, пейзажа Сибири от Тюмени до Енисея.

Особняком стоит седьмая глава, чисто публицистическая, отведенная рассуждениям автора. Движение сюжета в ней как бы остановлено. Отталкиваясь от впечатлений при встрече с ссыльными интеллигентами, Чехов размышляет о характере высших мер наказания в России, о чем уже говорилось.