Владимир Теляковский - Воспоминания

   Владимир Петрович Погожев долго управлял петербургской конторой императорских театров и был непосредственным помощником Всеволожского по проведению всех реформ театральной дирекции в 1882 году. В дирекции он пользовался большим влиянием. Влиял он и на самого Всеволожского во всех делах театральных, в особенности идущих по направлению от Всеволожского вниз; что касается дел в направлении от Всеволожского к министру и далее до государя, едва ли Погожев имел сильное влияние. Не будучи человеком светским, он мог быть в курсе отношений Всеволожского к министру двора и государю лишь постольку, поскольку сам Всеволожский его в эти свои дела и отношения считал нужным посвящать. Уход Всеволожского с поста директора для Погожева был совершенно неожиданным.

   В 1896 году В. П. Погожев принимал участие в работах коронационной комиссии, ведавшей всеми делами по поводу торжеств. Место его как управляющего петербургской конторой театров на время занял его помощник. После окончания коронации, когда комиссия была распущена, В. П. Погожев, пробывший пятнадцать лет на месте управляющего конторой, стал изыскивать способ получить повышение, то есть место генеральское, и вот придумано было новое место управляющего делами дирекции. Некоторым основанием для создания означенного места служило следующее обстоятельство.

   Театральное дело в Москве, за исключением Малого театра, шло плохо. Управлявший с восьмидесятых годов московскими театрами П. М. Пчельников оказался слаб. Опера и балет окончательно падали, да и в самой конторе были непорядки. Всеволожский на старости лет по болезненному состоянию своему в Москву ездил редко. Москва требовала наблюдения. Посылать туда Погожева как наблюдающего было неудобно, ибо он по службе занимал одинаковое место с Пчельниковым, следовательно, мог появляться в Москве лишь как товарищ и советчик Пчельникова, а не как начальство. Вот и создано было новое место для Погожева. Сделавшись управляющим делами дирекции, Погожев получил и специальное поручение от директора упорядочить ведение театрального дела в Москве. Являясь теперь в Москву как управляющий делами дирекции, он уже мог Пчельникову то или другое приказывать как прямое начальство и представитель директора.

   Когда я первый раз приехал к Всеволожскому как будущий управляющий московской конторой, он мне сказал, что я буду иметь дело по московским театрам главным образом с В. П. Погожевым, которому уже с некоторого времени поручено наблюдение за московскими делами.

   Меня это сначала крайне удивило, ибо ни министр, ни начальник канцелярии (тогда К. Н. Рыдзевский) ничего мне об этом не говорили, и я впервые от Всеволожского узнал, что между мною и им будет стоять еще В. П. Погожев. Но, в сущности, такой оборот дела для меня, новичка в театральном деле, был даже на руку. Погожев петербургской конторой тогда уже интересовался мало, она ему, по-видимому, в достаточной мере надоела,-- дело там было так или иначе налажено. Его помощник Гершельман вел контору, согласно рецепту Погожева, хорошо. Погожев весь ушел в дела московской конторы, был в курсе всех деталей тамошних порядков и непорядков, хорошо знал личный состав, административный и артистический, и театральные здания. Он в Москву ездил часто и мог мною руководить в этом сложном и для меня совершенно новом деле.

   Человек он был общительный, неглупый, большой говорун, скорее доброжелательный, неутомимый работник и к тому же довольно веселый, остроумный собеседник. Театры и артистов он знал очень хорошо, имел большую практику и опыт и ко мне наружно относился хорошо. Внутренне -- не знаю, но, думаю, не очень плохо. Так или иначе, но считаться со мной ему было необходимо, ибо назначен я был, как уже говорил, самим министром лично, как личный его знакомый и прежний сослуживец. Кроме того, я, помимо директора, имел у министра личный доклад. Фредериксу небезынтересно было иметь сведения о театрах лично от меня, как единственного пока своего ставленника в театральном ведомстве. Мои близкие дружеские отношения к Рыдзевскому, тогда начальнику канцелярии министерства двора, бывшему моему коллеге по полку, также были известны Погожеву; следовательно, в его интересах было стать со мной в хорошие отношения как со своим подчиненным, с одной стороны, и совместным работником -- с другой.

   Дела в московской конторе шли плохо. Погожев наседал на своего бывшего товарища по службе Пчельникова -- этот последний обижался; дело не клеилось. Погожев должен был держать себя не только как товарищ, но и как начальник Пчельникова -- предъявлять ему требования, и по этому поводу происходили трения, прекратить которые министр и решил, предложив Пчельникову, через Всеволожского, подать в отставку и назначив меня на место Пчельникова.

   Таковы в общих чертах были условия, при которых я был назначен в Москву, таков был состав моего прямого начальства, с которым пришлось работать в начале моей службы в театрах.

   О составе служащих в конторах театров, петербургских и московских, подробно говорить не буду, назову лишь главных деятелей.

   Московской конторой, как я уже говорил, управлял еще с восьмидесятых годов П. М. Пчельников. После различных недоразумений с его помощником этот последний был уволен, и помощником был туда назначен бывший около пятнадцати лет полицмейстером Мариинского театра В. П. Лаппа-Старженецкий. Назначен он был туда незадолго до моего назначения и не по выбору Пчельникова, а по желанию Всеволожского и Погожева. Он должен был, так сказать, помочь -- с одной стороны, Пчельникову, а с другой стороны, самому Погожеву -- привести в порядок московские театры, которыми в дирекции были недовольны, и, по всей вероятности, как Всеволожский, так и Погожев предполагали со временем Лаппу назначить заместителем Пчельникова, да и сам Лаппа, по всей вероятности, на это рассчитывал. Мое назначение несколько расстраивало планы дирекции, было для нее неожиданностью, и, когда я в первый раз встретился в петербургской конторе с Лаппой, будущим моим помощником, я не мог не заметить по выражению его лица и манере говорить, что моим назначением он был обижен.

   Лаппа был старше меня по службе и годами, по театру и говорить нечего. За пятнадцать лет полицмейстерства он к театрам, особенно оперному л балетному, присмотрелся. Сам был балетоманом, балетоманов знал хорошо, балетных артисток еще лучше и к ним чувствовал особое влечение. Знал и других артистов, театральную и высшую администрацию, публику, материальную и хозяйственную часть театров, специально театральные и другие интриги около театра, царскую фамилию и представителей двора, поскольку они касались театров. Словом, знал все то, что знать надлежит для того, чтобы управлять казенными театрами. С искусством он вообще ничего общего не имел, но кому это надо? Человек он был неглупый, образования среднего, как все поручики, взятые в администрацию театров И. А. Всеволожским в 1882 году. Словом, Лаппа считал себя совершенно подходящим, чтобы занять место управляющего московскими театрами, тем более что управлявший там театрами П. М. Пчельников ничуть не был лучше. Просидел Пчельников на этом посту полтора десятка лет,-- правда, дело шло плохо, но театры не развалились окончательно, не развалятся, если назначат и его, Лаппу. Меня же лично он считал уже совсем не подходящим, ибо я в театрах никогда не служил, дела этого не знал, а московские театры требовали спешных преобразований: если Малый театр еще держался старой, заслуженной славой, то Большой и эту славу растерял, и о нем в дирекции были самого плохого мнения. Таков был мой новый помощник.