Лидия Чуковская - Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)

12 января 1954. Москва.[72]

Дорогой Алексей Иванович.

Ваше письмецо несколько меня успокоило. В самом деле, может быть, еще ничего и не случится. Пока предпринимаем, что можем. В «Новом Мире» рецензия заказана — благожелательная. Кроме того, я говорила с Фишем — не напишет ли он для «Лит. Газеты»? И все, вероятно, будет написано — но когда? Ускорять, не имея никакого редакционного сана, очень мудрено. Боишься испортить, нажимая. И в то же время предоставить все на волю волн тоже не хочется.

Воля волн вообще загадочна. Редакция «Лит. Газеты», принявшая мою статью против ханжества с восторгом, поместившая ее на первой полосе в качестве редакционной[73] — вчера напечатала хвалебную статью Алексина о «Чести товарища»[74]. Я случайно видела этот фильм, это нечто чудовищное, цветное ханжество, конфетная коробка. В чем же линия, в чем идея?

Корней Иванович пишет статью о Вашей книге. Желая ускорить этот процесс, я подарила ему свою статью о Вас, которая лежит у меня готовая более двух лет. Однако, напишет ли он? и что будет дальше? Ведают опять же только волны.

26/III 54.

Дорогой Алексей Иванович, я получила своевременно Ваше первое письмо и без большой задержки на него ответила. Это я дам Фриде Абрамовне[75], которая приедет сегодня меня навешать, и попрошу ее отправить заказным. Или отвезти самой.

Кстати о Фриде Абрамовне. Ей очень хочется навестить Вас, но она не решается. А Ф. А. могла бы принести Вам необыкновенное произведение: свой дневник, в котором изображены ее девочки — Галя и Саша[76]. Дневник удивительный. Вы бы читали его не отрываясь… Так что если Ф. А. появится — не сердитесь уж, ни на нее, ни на меня — это все от лучших чувств.

Сегодня я получила конфиденциальное письмо из «Лит. Газеты». Мне сообщают, что при рассмотрении плана Детгиза где-то «наверху» было отмечено, что моя статья правильная и какие бы, мол, мною ни руководили соображения — я права… Значит, кто-то уже и «наверх» сообщил о каких-то моих «соображениях». Признаюсь, минут 10 я была вне себя от ярости, я готова в суд подавать за клевету.

13 апреля 1954. Москва.[77]

Дорогой Алексей Иванович.

Сейчас еду в Союз, на доклад Кассиля о правде жизни.

Вчера я была в «Литер. Газете», там получен на 15 страницах протест против моей статьи и статей Дроздова и Кон[78], подписанный Яковлевым, Томаном и Михалковым[79]. Страниц 5 газета напечатает.

29 мая 1954. Москва.[80]

Дорогой Алексей Иванович. Сегодня в Литературке статья Томана, Михалкова и Яковлева против меня[81]. Но это мелочь по сравнению со статьями против Пановой и Зорина[82]. Жду вестей.

4.VII.54. Ленинград.

Дорогая Лидия Корнеевна!

Дел — и огорчительных и просто хлопотных и трудных — навалилось на меня по возвращении тьма-тьмущая.

Я — не председатель, а член бюро, но не такой скромный, как Вы думаете. Уже на первом заседании мне пришлось как следует отчитать Вашу подругу Ксюшу Меркульеву[83], которая позволила себе весьма двусмысленно похвалить Вашу последнюю статью в Литгазете[84].

— Здесь придраться не к чему, — заявила она.

— А в первой? — спросил я.

— Там было много несправедливого.

— По отношению к кому?

— По отношению ко всем, — отвечала Ваша подруга, после чего и получила от скромного члена бюро по рукам.

В мое отсутствие бюро затеяло предсъездовский сборник — на 15 листов. Задуман он неплохо, а что получится — неизвестно.

Обо мне пишет Привалова. После того как я забраковал ее детгизовское предисловие, перо ее, вероятно, местию дышит, а не только глупостью.

Меня просят написать (вернее, дописать) о Горьком и о Данько[85].

Таких на первый взгляд мелких, а по существу весьма трудоемких работ я успел набрать уйму.

О работе серьезной и большой пока и думать невозможно.

Глухово. 17/VII 54.

Дорогой Алексей Иванович.

Теркин, говорят, в аду[86], но я в раю. Знали бы Вы, какая тут благодать.

Приехала я сюда, дивно выспалась на сеновале, сейчас сижу под вишнями, в тени, и пробую писать статью о рассказах. Вишни уже красные, сами лезут в рот; прохлада; кузнечики стрекочут; тишина.

Хорошо так, что плакать хочется.

Спасибо за письмо. Вождь Вашей души, Ксана Меркульева, очень отстала: она находит, что моя вторая статья — благопристойна[87]… Ошибка! Мария Павловна[88] объявила эту статью более нигилистической, чем первая: Чуковская отрицает всю литературу, кроме 30-х годов. Почему Чуковская взяла Макаренко, а не Вигдорову или Георгиевскую… Честное слово.

Я же эту статью ненавижу из-за трех рюриковских абзацев[89].

Карпова, перед сдачей книги в набор, еще раз вздумала прочитать мою книгу[90] и обнаружила в ней:

1) нигилистическое отношение к «Почемучке»;

2) нигилистическое отношение ко всей литературе, кроме Житкова;

3) нигилистическое отношение к примечаниям (я там пишу, что обычно примечания пишутся очень сухо).

Я ей сказала:

— Как Вы любите, однако, слово нигилистический!

Она только ноздрями шевельнула.

Это неглупая, толковая, очень злая чиновница. Чиновница до мозга костей. Мне понадобились ножницы и скрепки, когда я сдавала рукопись. Секретарши не было в ту минуту в комнате. Я обратилась к ее превосходительству Карповой. Она принялась искать, говоря:

— Я не в курсе этих деталей!

_____________________

Скоро ли выйдет Ваша детгизовская? Скорее бы.

Анна Андреевна[91] о Вас вспоминала и спрашивала. Она сказала:

— Очень мне понравился Ваш друг. Только почему у него такое печальное лицо?

Я хотела ответить, что и у нее невеселое, но воздержалась.

27/VIII.

Дорогой Алексей Иванович. Статья в Детгизовском житковском сборнике принята[92], но неизвестно, выйдет ли, потому что Вера Степановна протестует против ее опубликования. (Статья, видите ли, «формалистична» и затушевывает социальную сущность творчества Житкова…) Статья о Житкове в «Лит. Газете» лежит уже 5 месяцев — принятая и набранная[93].