Михаил Филиппов - Осажденный Севастополь
Шкипер снова разрешил сомнения.
— Пароход "Владимир", — сказал он. — Корнилов на палубе.
Пароходо-фрегат "Владимир" быстро приближался к входу на рейд. Три мачты и две трубы его были видны уже вполне отчетливо. За ним следовал на буксире, очевидно, сдавшийся турецкий пароход с перебитой трубой: он был колесный и всего двухмачтовый.
В городе и на рейде вскоре стали собираться толпы любопытных. Из Артиллерийской, а затем и из Корабельной слободок в какие-нибудь четверть часа нагрянули сотни матросских мальчишек, повалила и чистая публика. Дамы махали платками, мужчины кричали "ура". Моряки; оставшиеся в Севастополе, заранее поздравляли товарищей с первою победою, одушевление было необычайное.
— Смотри, смотри! Русский пароход сцепился с турецким! — кричали мальчуганы; их воображение разыгралось, и многие из них уверяли, что собственными глазами видели битву, которая на самом деле произошла почти подле малоазиатского берега.
С высоко поднятым национальным флагом плавно вошел на рейд "Владимир", влача за собою турецкое судно, которое, как узнали после, было турецко-египетским пароходом "Перваз-Бахри", название, которое русские матросы не замедлили переиначить по-своему: "Перевез за вихры".
Как только пароходы стали ясно видны невооруженному глазу, девицы Минден стали просить кавалеров поспешить назад в Южную бухту. Пароход быстро настигал их, но вдруг остановился: было видно, что нашим матросам приходится возиться со своим призом. На палубе призового корабля появились фигуры русских матросиков и даже были слышны голоса.
— Скорее, скорее домой, а то не увидим, как будут причаливать, говорили барышни.
Саша забыла тот ужас, который ей прежде внушала одна мысль о войне. Война казалась ей теперь праздником, вроде встречи какого-нибудь высокопоставленного лица. Тут только она вспомнила о Лихачеве и о том, что, быть может, и он находится в числе победителей. Лихачев говорил ей, что плывет на корабле "Три святителя", но Саша успела забыть это название. Она спросила Татищева: не помнит ли он?
— А вы интересуетесь подвигами этого молодого человека? — спросил граф с легкой иронией в голосе.
— Да, он мне кажется очень храбрым моряком, — наивно призналась Саша.
— Мальчик, и, как кажется, с малым развитием, — отозвался доктор Балинский, сделав неприятную гримасу. Доктор давно не шутя ухаживал за Сашей, и ему было досадно, что она интересуется первым встречным мальчишкой, как он мысленно назвал Лихачева.
Баркас приближался к Адмиралтейству и стал ловко лавировать в Южной бухте. Весь город уже был виден, как в панораме. На верху горы виднелось здание библиотеки, откуда многие жители с трубами и биноклями в руках следили за движением парохода "Владимир".
Южная бухта так глубока, что даже трехдечные корабли могут подходить к самому берегу, а поэтому нашим путникам недолго надо было думать о том, где пристать, но они выбрали место, откуда будет лучше видно.
Наконец прибыл и "Владимир" и причалил со своим пленником подле Адмиралтейства. Громкое "ура" послышалось с набережной. На палубе неприятельского корабля, частью стоя, частью сидя с поджатыми ногами, скучились пленные турки под присмотром нескольких матросов.
С "Владимира" были спущены шлюпки. Барышни махали платками, думая увидеть прежде всего отличившихся мичманов и лейтенантов, из которых некоторые были им знакомы.
— Вот и сам Владимир Алексеевич! — говорили в публике.
На палубе действительно стоял в одном мундире с эполетами среднего роста моряк, с тонкой и стройной талией, с правильным, почти классическим профилем и строгим выражением лица. Это был вице-адмирал Корнилов. Близ него стояли несколько адъютантов, но между ними не замечали одного из его любимцев — лейтенанта Железнова[30].
"Убит или ранен?" — мелькнула мысль у всех, знавших этого молодого моряка, подававшего большие надежды.
Потом узнали, что Железнов был убит наповал неприятельской картечью.
На палубе показались матросы с носилками. Осторожно спустились они на шлюпку. В толпе успели рассмотреть на носилках раненого матроса.
Стали расспрашивать. Вскоре разнеслась весть, что у нас двое убиты, трое ранены. Раненых повезли в морской госпиталь, и собравшаяся здесь толпа видела, что у одного из них оторвана рука, у другого нога. Понесли и раненых турок: их было восемнадцать человек. Некоторые были ранены легко, но многие страшно изуродованы.
Это зрелище значительно отравило радость многих мужчин и расстроило нервы барышням. Саша чувствовала лихорадочную дрожь и куталась в свою шаль, хотя в воздухе было совсем тепло. Лизе было почти дурно.
— Вот и первые жертвы войны, — задумчиво проговорил граф. — Как подумаешь, прав был старик Державин, сказав, что наша жизнь есть
…тяжелый некий шар,
На тонком волоске висящий!
Теперь вам, господа врачи, предстоит обильное поприще деятельности, прибавил он, обратись к Балинскому.
— Да, во время войны бывают случаи весьма интересные и с практической, и с теоретической точки зрения, — сказал доктор.
— Ну, с практической — не думаю… Чем же вы тут воспользуетесь для мирного времени, которое не знает ни ядер, ни пуль?
— Ошибаетесь… С медицинской точки зрения ядро есть просто твердое тело, обладающее известной тяжестью и скоростью…
— Я не понимаю, как можно хладнокровно разговаривать обо всем этом, сказала Лиза. — Я знаю, что несколько ночей не буду спать… Если бы я знала, я бы никогда не смотрела в бинокль… Ах, какое лицо было у этого бедного раненого горниста…
— Ему-то ничего, у него, по крайней мере, руки и ноги целы, — сказал граф.
— Ах, не напоминайте мне об этом… Ах, какой ужас! Скорее едем домой, Саша!
Они сошли на берег и возвращались по Морской улице, где, несмотря на осеннюю пору, еще всюду зеленели садики, и листва их поблекла не столько от времени года, сколько от постоянных ветров, несущих с собою тонкую, едкую пыль.
VI
Мрачная, невеселая погода. Клочки бледно-серых облаков лениво ползут по небу, а вслед за ними надвигаются и массивные свинцово-серые тучи. Ветер свежеет, и море, в такую погоду вполне оправдывающее свое название "Черное", покрывается белыми барашками. Идет мелкий, пронизывающий насквозь, холодный дождь. Слава Богу, что утих шторм, разбросавший наш флот во все концы. Эскадра Новосильского держится близ Севастополя, Нахимов отплыл к Синопу. По приказанию Меншикова Новосильский со своими старыми кораблями, а Корнилов с пароходной эскадрой спешат на соединение с Нахимовым.
В Севастополе думают, что в Синопе стоят два-три турецких фрегата, и из Петербурга уже получен приказ истребить их, с добавлением, чтобы ни в коем случае не разрушать турецких городов. Мы ведем войну как европейская нация, и притом в турецких городах на малоазиатском берегу чуть не половина жителей — христиане. Знакомый нам стодвадцатипушечный корабль "Три святителя" с двумя подобными же кораблями спешит к мысу Пахиос, близ Синопа, где по предположению должна находиться эскадра Нахимова.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});